Всегда живой - страница 6

Марку не спалось, в палатке было душно, он решил прогуляться, подышать воздухом. Дошел до лагерной стены, назвал пароль и был допущен наверх.

Рейн тек беззвучно. О том, что рядом вода, можно было догадаться только по отблескам звезд в эту безлунную ночь да по влажному воздуху, который приносил ветер. Тяжелая черная жидкость легко и быстро скользила вдоль берегов, словно они были смазаны маслом, и создавалось такое впечатление, что река, пользуясь темнотой, пытается незаметно сбежать.

Картина, открывшаяся со стены, успокоила Марка и придала ему уверенности: нечего ждать, когда придет сон, лучше потратить это время с пользой. И он пошел назад с твердым намерением продолжить давно откладываемую главу о восстании легионов, последовавшем сразу после смерти Августа.

Это было четыре года назад. Бунтовали в Паннонии на Дунае, и на Нижнем и Верхнем Рейне. Сам Марк не был свидетелем начала ни того, ни другого непотребства, но волей судьбы оказался участником подавления рейнского восстания. Об этом событии он уже набросал обширные заметки, а вот цельную картину того, что было на Дунае, еще не восстановил. Впрочем, ему везло. В лагере было много солдат из дунайских легионов, подвергшихся чистке.

Он сошелся с двумя словоохотливыми и сообразительными солдатами Авилом и Пефонием, которые поделились с ним тем, что знали и видели сами. И вот как раз на обратном пути Марк натолкнулся на них. Сдав караул, они возвращались в палатку.

Встреча с ними показалась Марку добрым знаком.

– Ну, как вдохновение? – иронично спросил Авил, проявляющий искреннюю заинтересованность в трудах Марка.

– Нагуливаю, – ответил Марк.

– Ну-ну, ну-ну, – одобрил Авил, – почитать только потом дай, на бумаге виднее, может, что переврали, а то неудобно будет, если что не так, да и перед потомками стыдно.

– Обязательно, – успокоил Марк.

Пефоний, вероятно, будучи не в настроении, лишь пробурчал:

– Потомки-подонки, – и скрылся внутри палатки, за ним последовал и Авил.

Вернувшись к себе, Марк послушал ровное сопение своего заместителя, позавидовал, зажег светильник, достал чистый лист и начал писать.

«В летнем лагере в Паннонии размещались вместе три легиона, находившиеся под командованием Юния Блеза. Узнав о кончине Августа и о переходе власти к Тиберию, он в ознаменование траура освободил воинов от несения обычных обязанностей. Это привело к тому, что воины распустились, начали бунтовать. Был в лагере некий Перценний, в прошлом глава театральных клакеров, затем рядовой воин, бойкий на язык и умевший, благодаря своему театральному опыту, распалять сборища. Людей бесхитростных и любопытствовавших, какой после Августа будет военная служба, он исподволь разжигал в ночных разговорах или, когда день склонялся к закату, собирая вокруг себя, после того как все благоразумные расходились, неустойчивых и недовольных…»

Написав несколько предложений, центурион внезапно почувствовал сильную усталость. Ладно, завтра продолжу, решил он и отправился в постель…

Звук трубы, играющей подъем, вырвал Марка из сна. Он не сразу сообразил, что находится в своей палатке, в пограничном лагере недалеко от Оппидум Убиорум. Из-за ранения в голову, полученного во втором походе Германика, с ним иногда случалось что-то похожее на потерю сознания, происходило это чаще всего в момент пробуждения. Но в первое время практически каждое утро Марк терял связь с реальностью, зависал, словно кто-то на невидимом пульте нажимал на паузу, останавливая кино, и ему долго приходилось ждать, когда начнется воспроизведение, и гадать, с того ли места или же нет. Марка хотели даже комиссовать, но он научился успешно скрывать истинное состояние своего сознания, а может, ему просто везло, и никто не обращал внимания на то, что его реальность прерывалась. Вскоре частота приступов уменьшилась, да и подвернулась подходящая служба. Сейчас приступы случались совсем редко, а реальность далеко не отбегала, хотя ощущение потерянности во времени и пространстве его не оставляло.