Какой-то частью разума Снафу, конечно, понимает, что в его диком животном возбуждении виноват недостаток жизненного опыта. Ведь ему идет всего четвёртый год, инициацию он прошел всего полгода назад, и настоящая жизнь по сути только начинается… Но такую породистую самку ему ещё видеть не доводилось. В поселках, где он успел побывать во время скитаний с чужаками из других миров, обитали самки совершенно обычные – невысокие, серые, невзрачные. Нормальный такой “домашний” вариант. Но эта… Рослая, на голову выше него, Снафу, с густым белоснежным мехом по всему гибкому телу, с необрезанным пушистым хвостом, без единого клочка традиционной кожаной одежды… Эти большие небесно-синие глаза, выразительно взирающие на него с немым вопросом и верой, что он её спасет… Эта изящная поза, выдающая смущение и желание…
– Что ты сказал? – Роник пытается оторвать взгляд от девушки на приближающемся острове, но ему это не удаётся, взгляд словно прикипает. Один только вид этой торбинки вызывает в нем такое неземное наслаждение, что пропустить даже секунду лицезрения кажется вопиющим преступлением. – Очнись, гхэлл. Красотку? С каких пор для тебя женщины торбинов стали красотками?! Знай свое блохастое место…
– Ты совсем окосел, Роник? – Зло рявкает в ответ Снафу, тоже неотрывно глядя не на соперника, а вперед. – Или кивилловых ягод нажрался, рва-аввр? Какая ещё женщина? Там же самка! Красивейшая из самок! Как же я хочу её спасти…
– Вы оба спятили, – слегка замороженным голосом, но вполне твердо заявляет Искра.
Девушка совершенно убеждена в том, что видит до невозможности брутального парня своего, человеческого вида, который с какого-то перепуга разгуливает по острову в чем мать родила, поигрывая рельефно развитыми мышцами. Искра нервно облизывает внезапно пересохшие губы, почему-то тянется за магическим жезлом на поясе, спохватывается, отпускает рукоять, безотчетным движением приглаживает на макушке белые со стальными вкраплениями волосы, растрепанные встречным ветром. Рдеет от смущения, подумав, понравится ли она ему, и тут же грубо чертыхается под нос, так как никогда не замечала за собой такого раньше. Не тот у неё характер, чтобы забивать голову всякими телячьими нежностями, тем более, что по её твердой убежденности большинство мужчин, за редким исключением – непроходимые идиоты, не поддающиеся перевоспитанию.
– Я, конечно, понимаю, что у парней от долгого воздержания глюки бывают, мерещится всякое, – тем же неживым голосом развивает мысль Искра. – Но принять парня за женщину или самку… Это уже ни в какие ворота не лезет! Гребите к острову, бестолочи, это же нулёвка, в любой момент может кануть в бездну! Кого мы тогда спасать будем? Дырки от бубликов?!
Роник со Снафу Кусакой моментально спохватываются, налегают на рулевое коромысло и лодка резко меняет курс.
***
Любят они надо мной потешаться.
Кроха обзывает боссом, Марана – повелителем. Щенки – вождем, но в их культуре так принято. Лидер стаи – вожак, вождь. Лишь Джарук обращается с уважительной простотой – “сай”, как принято у ракшасов по отношению к вышестоящим. А эти две, Кроха и Марана, просто юморят. Добрый я. Все никак с духом не соберусь уши оборвать. Вернее, Крохе – крылышки, а Маране – рога. Вот только с Мараной, скорее, выйдет наоборот – она сама кому угодно рога обломает, даже при полном их отсутствии. При желании всегда можно найти, что обломать. Или оторвать. Или открутить. Была бы фантазия.
