Вселенная между нами - страница 23



И вот она здесь, выглядит слишком шикарно для этой дурацкой пиццерии, сидит одна за маленьким столиком в глубине зала. Пока мы готовились к выступлению, возможность ее появления была единственным, что занимало мои мысли, и она все-таки пришла, взаправду и во плоти, и теперь пьет что-то через соломинку, обхватив ее нежными губами.

Я решаю установить с ней зрительный контакт во время пения, чтобы наладить между нами какую-то ощутимую связь. Но, находясь на сцене, не могу заставить себя смотреть в ее сторону и прячусь в музыке. В животе такое ощущение, будто два хомячка борются за управление одним рулем, – верный признак того, что эта девушка каким-то образом зацепила меня сильнее, чем кто-либо еще, с тех пор как Мюриэль перешла к нам в девятом классе. (Боже, как она была прекрасна – бóльшую часть каждого урока геометрии я проводил за тем, что рассматривал маленькую, но интригующую полоску кожи там, где ее свитер не доходил до пояса джинсов.)

– Эта песня для Анны, которая готова мириться с моими промашками при выборе мороженого, – выдыхаю я в микрофон, надеясь, что эта маленькая шутка, понятная только нам двоим, заставит ее улыбнуться. Пока я пою вступительные такты песни «Impenetrable Fog»[24], украдкой смотрю на нее сквозь ресницы, и она слушает так внимательно. Это самая красивая из всех наших песен.

Мы добираемся до конца сет-листа если не успешно, то по крайней мере быстро, и Анна подходит к сцене с почти счастливым видом, хвалит наше выступление и предлагает помощь со сборами музыкального оборудования. Мне удается уговорить ее поехать домой вместе. Помимо прочего, это позволит сбежать от Криса и Эрика. На сцене они допустили все мыслимые ошибки – вступали не вовремя, сбивались с темпа и безудержно фальшивили, выдавая ноты, похожие на звуки отрыжки. Когда Анна повторяет, что концерт ей понравился, я смущенно отмахиваюсь. Она тормозит на подъездной дорожке перед моим домом и кладет свою ладонь на мою:

– Нет, правда. Ты талантлив, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.

Я смотрю на наши сложенные руки, словно это два плота, увлекаемые течением.

– Мы могли бы намного лучше, если бы ребята хоть чуть-чуть постарались.

– Так выступай сольно. Твоя музыка – это твоя музыка; разве не это ты мне говорил? Ты не обязан делиться ею с ними, если не хочешь.

Что я хочу, так это поцеловать ее, но не делаю этого. Может быть, я слишком труслив, чтобы рискнуть. Смотрю, как пульсирует кожа в плавном изгибе ее шеи. Вынимаю руку из-под ее ладони и, как какой-нибудь доброжелательный школьный психолог, мягко сжимаю ее плечо. Просто кошмар. На деревянных ногах, пошатываясь, выхожу из машины. Вот и все, дело сделано. Я опоздал на корабль, и он больше никогда не проплывет мимо этого берега. Счастливого пути.

Мне, конечно, удалось поцеловать Мюриэль к концу нашего первого совместного учебного года. Узнав, что она увлекается фотографией, я повел ее на заброшенный железнодорожный мост. Опередив меня, она вскарабкалась на его опору, чтобы сфотографировать вид на открывшуюся внизу пропасть. Я чуть не потерял сознание от страха, но все-таки полез следом за ней, а потом мы поцеловались прямо над бездной, на волосок от неминуемой смерти. Я позволил ей убедить себя, что мне понравился этот выброс адреналина, что я испытал что-то кроме душераздирающего страха, и потом продолжал позволять ей и, вероятно, множеству других людей верить, что я слишком крут, чтобы меня беспокоила мысль о смерти. Только я-то знаю правду: я был трусом тогда и остаюсь им до сих пор.