Вселенная между нами - страница 24



Анна выезжает задним ходом на тихую улицу, но прежде чем скрыться в темноте и навсегда исчезнуть из моей жизни, опускает стекло и окликает меня:

– Эй, не хочешь как-нибудь встретиться? Поболтать обо всяком музыкальном занудстве?

Очень редко, но удача все же благоволит даже таким трусам, как я.

* * *

Пару дней спустя я заезжаю за ней в кафе-мороженое, где у нее закончилась одна из последних рабочих смен этим летом, и мы отправляемся в безлюдный парк, в котором я обычно останавливаюсь по пути к дому Гэвина. Это мое тайное убежище, где я сочиняю тексты песен, бормочу себе под нос рифмы и проговариваю вслух то, что приходит в голову. Я никогда и никому не показывал это место, но мне кажется правильным пригласить туда другого серьезного музыканта.

Поездка сюда похожа на первое свидание, но очень уж неловкое и к тому же по ощущениям совсем неправильное, ведь мы едем в чересчур навороченном внедорожнике моего отца, а не в стареньком седане, в котором она приезжала на церемонию прощания с Элизой.

Однако как только мы добираемся до парка и садимся (соблюдая приличную дистанцию и на разные валуны, причем я уступил ей более высокий и удобный камень), то чуть-чуть расслабляемся. Она захватила с собой немного конфет, которыми в кафе посыпают мороженое. Пока мы лакомимся ими, я рассказываю ей историю об M&M’s: когда мне было лет семь или восемь, я узнал слово «дегустатор» и сообщил родителям, что могу определить цвет M&M’s по едва заметным различиям вкуса между красителями. Они подыграли мне: клали конфеты разного цвета мне в рот, притворяясь, что не замечают, как я украдкой подсматриваю сквозь ресницы. (Это было в те времена, когда родители все еще хотели видеть во мне что-то необыкновенное, – усилие, от которого они в конце концов отказались.) Когда я уже начинаю загоняться насчет того, с какой стати вообще стал рассказывать ей эту идиотскую историю, она говорит:

– Это мило. Думаю, должно быть больше песен о таких вещах: о маленьких и очень личных воспоминаниях, которые и делают твою жизнь именно твоей.

– Не уверен, что знаю, с чем можно срифмовать M&M’s, – смеюсь я.

– Думаешь, шучу, но я серьезно, – говорит она. – И, кстати, слово «Эдем» почти рифмуется.

У меня нет желания писать песни ни об M&M’s, ни о моих родителях, но я позволяю себе перебрать несколько приятных воспоминаний из детства: мама уютно устраивается рядом со мной и Джулианом на диване, чтобы почитать нам книгу; я прижимаюсь щекой к мягкой потертой шерстке мистера Пипса – плюшевой овечки, моей любимой игрушки; из кухни доносится запах печенья, которое печет тетя Кэролайн.

Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.

Продолжить чтение