Я, каюсь, подаю запрос
О том, что быть беде,
Коль скоро в споре двое
Не поняли друг друга.
Идут они по кругу,
Спеша сказать обидных
Пару фраз.
Героев незавидных
Разнять готов,
И не приемлется отказ.
Ты описал, Верилий,
Множество трудов —
И труд рабочего,
И труд того, кто болен,
Того, кто жизнью этой недоволен.
Скажи, Верилий,
Ты ведь был готов
Назвать всё это творческим трудом.
Всю лирику отложим на потом;
Уверен ты, что в этом прав?
Позволь, я укрощу твой нрав,
Сказав: «Едва ли этот труд
Все творческим зовут».
–
Теперь, смотри, идём вперёд:
Ты говоришь, я не беру в расчёт
Величие морей и гор, идей,
И жизни, и борца, чего ещё? Людей.
Позволь, начну сначала я:
Ты помнишь, горы и моря —
То результат труда,
Как и идеи, что всегда
Хранили отпечаток лет,
Вселяли в души свет.
А жизнь? Зачем она дана?
Она величием полна,
Бесспорно; здесь ты прав;
Но – вот вопрос – уйми свой нрав —
Не смог бы творческим трудом
Назвать саму ты жизнь?
Я поясню: как знать – потом,
Возможно, – ты держись, —
Лет через триста иль пятьсот
Иначе будет, а пока
Творишь – и ты наверняка —
Свой каждый день,
Считая всякий оборот
Планет вокруг оси.
И прочие, кого спроси,
Как ты, творят века, года,
Не замечая иногда.
–
Но что же про стезю борца
И про улыбку, что – с лица?
Пускай и круты виражи,
Улыбку. Ты. Держи.
Аудитория взбунтовалась. Теперь её симпатии были явно на стороне Сентенция.
ВЕРИЛИЙ
– Ты молодец. Ценю твой нрав.
Разбил чужие аргументы.
Но я бы не сказал: «Ты прав»,
Тем более – сейчас, моментом.
На всякие тирады
Найдётся свой ответ.
Я уточню: ты полагаешь,
Помимо всяких прочих бед,
Что всё, что окружает нас,
Есть творческий труд.
Это так, без прикрас?
СЕНТЕНЦИЙ
– Да, это так, упрощая.
Но ты концы оставил фраз,
Которые закрою тут.
ВЕРИЛИЙ
– Не бойся брошенных концов,
А бойся смыслов без венцов.
И вот…
– Эй, бездельники! За работу! – раздался громогласный мысленный голос откуда-то сверху. – Ваша дуэль – это, разумеется, высшее проявление искусства, но у нас есть проекты поважнее и помасштабнее.
Сентенций и Верилий подняли головы. Великий архитектор спускался к ним по воздуху. Сентенций и Верилий слегка оробели. Толпа рассеялась (или разбежалась), будто её и не было. Сентенций и Верилий тоже решили разбежаться, но…
– Сентенций! – Сентенций как раз уже начинал движение быстрыми-быстрыми шажочками к рабочему павильону, когда его окликнул голос. – Прошу, умоляю, требую: подойди ко мне. Есть разговор.
Сентенций с досадой оглянулся, мысленно молясь и прикрывая мысли, чтобы его не особенно серьёзно отчитывали за отлынивание от работы. Верилий, тем временем, убежал.
– Как дети малые – а ведь более пятисот лет каждому. Как жить-то ещё не надоело, м? – шутливо начал великий архитектор.
– Позвольте, это только начало жизни: ещё предстоит очень много сделать и воплотить; ещё столько проектов и планов, что дух захватывает. Умирать я пока точно не собираюсь – по крайней мере, в этом мире.
– А, – отозвался великий архитектор. – Ты о своём сюжете. Точно. Всё это обещает быть фееричным. Но помни: никто – даже режиссёры – не могут с уверенностью знать, как будет развиваться сюжет.
– А вы? – не удержался Сентенций. И пожалел.
– А мы, – ответил великий архитектор, улыбаясь, – мы будем пристально следить за вашими успехами, юноша.
– Точно. Я ожидаю, что мой проект принесёт свои плоды и что чистый дух будет способен распространиться и на этой планете тоже. Стоит только открыть соединяющий планету и космос портал, и…
