Лето, а я сижу в водолазке под горло. И мне не жарко. Потряхивает до сих пор. Как так вышло, что никто не заметил и не проверил? Не мог же он ожить, в самом деле.
– Алёнчик, – зовёт Дима, – твой кофе принесли.
Открываю глаза и смотрю на парней. Вид у них тоже взъерошенный. Оно и понятно, бессонная ночь.
– Я думала, они с одиннадцати открываются, – грею руки о кружку.
– Для обычных людей так и есть, – усмехается Дэн, – но Костя умеет быть убедительным, – бросает насмешливый взгляд на того самого Костю, который сидит и что-то быстро печатает в телефоне.
– Они знают, что я знаю, – говорит, не отрываясь от телефона.
– Использование рабочего положения в личных целях, – Денису явно весело, это нервное.
– Обычный рычаг давления. У тебя таких нет? – поднимает серьёзный взгляд, и тут же снова начинает печатать.
Сижу в компании трех следаков. Структуры Дениса и Димы мне хорошо известны, за столько-то лет. Константина и суток не знаю, но энергетика у мужчины явно другая. Подавляет.
Желания с ним говорить у меня как не было, еще в моей машине, так и сейчас нет.
– Наши коршуны из Москвы ещё ночью слетелись. Походу и твои прилетят, – Денис намекает на здравоохранение. – Вот тебе скажут спасибо. Трупом больше, трупом меньше, а так начнут искать крайнего. Мужичок-то совсем не простой. Хозяин той хаты, где мы были.
– Ты дворец тот хатой назвал? – ржёт Дима.
Врач из меня никакой. Ничего бы не вышло. С живыми мне очень боязно работать. Груз ответственности давит. Я, блин, зашиваю после вскрытия так, будто человек после ещё на пляж попадёт. А тут целая жизнь впереди.
У папы последствия помню единожды. На операционном столе умер мальчик, немного младше нас с сестрой. Неделю после он пил. По больнице пошли слухи даже, мол, это сын его был внебрачный. Мерзко. Сестра с папой какое-то время даже не разговаривала.
Чувствую на себе взгляд.
Костя. Ну и что тебе надо? Смотрит всё так же сосредоточенно.
– Васильна, – Денис толкает меня плечом, – ты как будешь нас двадцать пятого поздравлять?
Мои брови легонько ползут вверх.
– Тебя с днём следственного комитета? С чего вдруг?
– Я был не виноват. Меня незаконно понизили, – не унимается весельчак. Надеть на него колпак, и точно будет гномик из «Белоснежки».
– Осенью поздравлю, не переживай, – подмигиваю.
– Осенью в твоём шикарном платье будет прохладно. Если только в каком-нибудь номере, – скалится.
Знаю, он шутит. И тем не менее.
– Ты охренел?
– Я заценил. Мы все заценили, – обводит компанию взглядом. – Не злись ты. Я же любя.
У меня на лице всё написано.
– У тебя денег столько нет, чтоб в номер с тобой, – пью свой кофе, после легонько провожу языком по верхней губе. Дэн ловит взглядом.
– Я займу! – говорит, положа руку на сердце.
