Сакральное ассоциировалось архаичным человеком с хаосом. Приобщение сакральному поэтому мыслилось им как погружение в изначальный Хаос, выражавшееся в исчезновении привычных норм поведения и появлении иных, противоположных его форм. Ритуальное антиповедение могло проявляться в самых разнообразных действах, «но всякий раз оно сводится к реализации одной общей модели: это именно поведение наоборот, т. е. замена тех или иных регламентированных норм на их противоположность; характер такого противопоставления заранее не определен, и, соответственно, антиповедение может обусловливать мену правого и левого, верха и низа, переднего и заднего, лицевого и изнаночного, мужского и женского и т. д. и т. п.» [66, с. 326]
Характерная особенность сакрального антиповедения – нарушение всевозможных табу, включая табу на инцест. Родственники противоположного пола, которые в обыденной жизни не имели права даже разговаривать друг с другом, в процессе оргиастического праздника обменивались непристойными шутками и участвовали в ритуальном соитии – «оргиастический праздник предполагает и даже предписывает нарушение экзогамных правил». [1, с. 98]
Таким образом, «праздник своей структурой воспроизводит порубежную ситуацию, когда из Хаоса возникает Космос. Он начинается с действий, которые противоположны тому, что считается в данном коллективе нормой, с отрицания существующего статуса, и заканчивается восстановлением организованного целого путем дифференциации элементов Космоса из Хаоса.» [62, с.17]
В ходе психоаналитического сеанса пациенту открывался мир, остававшийся до той поры невидимым и скрытым, – мир его бессознательного. Он узнавал от «видящего» психоаналитика, что в основе всех его проблем, тревог и конфликтов лежит своеобразная активность бессознательного, направленная на разрушение его сознательного Космоса, и что единственный способ восстановить былую гармонию – это пережить первоначальный прецедент, «первосцену», вернуться к мифическому Началу.
Для З. Фрейда Началом было преступление. Он предполагал, что в раннем детстве ребенок подвергался сексуальному совращению со стороны взрослых. Сцена совращения со временем вытеснялась ребенком в бессознательное, предопределяя тем самым возникновение и развитие психического заболевания. Позже Фрейд отказался от этой идеи, и место реального преступления в его концепции заняло преступление мнимое – инцестуозная фантазия, обусловленная комплексом Эдипа.
В преступлении Фрейд усматривал и начало человеческого общества. Согласно его гипотезе, изложенной в работе «Тотем и табу», в первичной орде правил «жестокий ревнивый отец, приберегающий для себя всех самок и изгоняющий подрастающих сыновей… в один прекрасный день изгнанные братья соединились, убили и съели отца и положили таким образом конец отцовской орде.» [70, с.508 -509] Позднее сыновья раскаялись в совершенном преступлении; они подавили свое сексуальное влечение к матерям, сестрам и дочерям, установив табу на инцест. Память об убийстве отца была вытеснена в бессознательное и замещена мифом о животном-предке, тотеме, чье мясо строго запрещалось употреблять в пищу. К этому пра-преступлению, по Фрейду, восходит начало религии, нравственности, общественности и искусства.
К. Г. Юнг также ассоциировал бессознательное с преступлением: «Бессознательное – это первобытный грех, а для Логоса это само зло. Поэтому его первый творческий акт освобождения – это матереубийство, и дух, который бросил вызов во все высоты и глубины, должен, как говорит Синезиус, терпеть божественные наказания, будучи прикованным к скалам Кавказа.» [89, с. 233]
