Диалогизм художественного текста, поэтому, обусловлен не «вненаходимостью» автора, но, наоборот, его причастностью к социальному бытию, его отношением к окружающей реальности. Если эта причастность носит открытый характер, художник выражает реальность прямо и незатейливо. Так появляются монологические тексты (например, беллетристика Н. М. Карамзина). Если же отношение автора к реальности носит сложный закрытый характер, его тексты воспринимаются как диалогические. В литературе это, конечно же, сочинения Федора Достоевского, в философии – тексты Фридриха Ницше, в филологии – труды самого Михаила Бахтина, в киноискусстве – картины Андрея Тарковского.
В этом контексте интересно было бы сопоставить художественный текст и сновидение – именно сопоставить, а не отождествить. [7] Тем более, что «художник – это как общественный сновидец, который видит сны за всех…» [8]
Сновидение можно определить как текст, адресант, герой и адресат которого являются одним и тем же лицом. В этом смысле сновидение представляет собой идеальное творчество, искусство в самом себе, но ни в коем случае не «информационно свободный „текст ради текста“». [9] Вопреки известному недоразумению, что «сновидение семиотически неопределенно» [10], следует отметить, что сновидение тотально семиотично. «Каждый образ, событие сновидения, даже если на первый взгляд они необычны и лишены разумной логики, на самом деле пытаются донести до человека информацию о нем самом.» [11] Поэтому действительно «можно сказать, что сон – отец семиотических процессов». [12]
Конец ознакомительного фрагмента.
