Всполохи Эйцехоре - страница 5
Изобразив горько обиженного, блондин присел за стол, не спеша избавляться от бинтов, и начал заходить издалека.
– Но я же не умею болеть ангиной и прочими насморками! Последний раз… последний это было….эм… Да я лет десять уже ничем не болел! Даже бессонницы нет! Устаёшь так, что отрубаешься мгновенно в любом положении в любых условиях. И это ни разу не синдром хронической усталости. Это работа такая. А, по сути – жизнь. Так что давай сюда варение. Заболеть мне не грозит. Я просто просплю любую простуду, она обидится и уйдёт.
Мария, искоса поглядывая на хитро прищуренные глаза любимого – как кот за сметаной охотится! – без вариантов открыла холодильник и вернула банку на положенное место.
– Ага, ты только в коме по реанимациям после ранений лежишь, – пояснила она свою позицию. – Жди!
– Шрамы украшают мужчину! – Сёма встал возле окна, делая вид, что любуется пейзажами Амура, но от Маши не укрылись новые попытки приблизиться к холодильнику.
Пришлось встать между морозильным хранителем и несостоявшимся вором, уперев руки в бока и безжалостным взглядом пресекать все попытки домогательства варенья.
Чёрная как безлунная ночь бровь Марии уползла под потолок:
– Шрамы? И где хоть один?
Сёма осмотрел себя в тщетной попытке найти боевые отметины, но проклятая для этого случая регенерация ступеней божественного развития не позволяла оставлять отметины на шкуре. Он и от сладкого бы легко отказался, но как можно отказаться от варенья, когда оно есть? Хуже только отказ от сгущёнки!
– Ну, я не виноват, что научился регенерировать кожу. Я же почти как хамелеон. Только он цвета меняет, а я круче – кожу. Почти как змея. Только она редко шкурку сбрасывает, а я после каждого ранения. – Сёма повернулся, смирившись с мыслью, что варенье отменяется. – Но если хочешь, то специально для тебя следующий шрам оставлю? Большой такой будет, страшный, почти ужасный. Не шрамик, а шрамище!
– Я тебе оставлю, ящерица ты недобитая! – Пошла в атаку Маша. – Что вообще значит «следующий»? Под пули лезть собрался? Или под нож маньяку?
Сёма покачал головой:
– Я же только в чрезвычайном случае. Ты же меня знаешь. И вообще ящерицы не полностью обновляют хвост. Вырастает жалкое подобие прошлого хвоста. Культя такая неполноценная. Мы их на Ближнем Востоке жарили жрали. Вкус на любителя, я тебе скажу. Это ж не варенье!
– Слушай, едок, ты мне зубы не заговаривай. Для тебя любой звонок от координатора «чрезвычайным» получается. Несёшься неизвестно куда, потом ищи тебя по Южным Америкам, – обронила Мария и чуть тише добавила. – Потом лечи тебя этим самым вареньем с ложечки. – Машка даже с притворным вздохом достала банку с вареньем. – Ладно. Держи. Только здесь кушай. Не уходи никуда. Я не про то, что заляпаешь ковёр, я про командировки. Хотя бы сегодня. Хорошо? Сделай хоть вид, что проведёшь со мной больше суток.
– Маша, ну как же так? – Сёма подхватил банку и принялся открывать плотную крышку пальцами. – Иногда я прихожу домой целым и невредимым. И сегодня приду. Я туда и обратно. Вжик – и всё, я тут.
Крышка как слилась с банкой, не желая открываться по-хорошему. Тогда блондин поднажал и… перестарался – вся верхняя часть банки осталась в руке вместе с крышкой.
Чернявая хранительница домашнего очага закатила глаза, делая вид, что не переживёт потерю очередной банки. Сама ходила на рынок, сама покупала ягоду, сахар и банки, сама варила варенье и закатывала, трудилась, не покладая руки. И что в итоге? Да всё просто – до зимы не доживёт ни одна банка. Даже до середины осени, вряд ли протянет. Этот голодный зверь всё сожрёт ещё в сентябре.