– Взгляд стеклянный, словно сейчас в обморок упадёшь, – а затем серьёзно посмотрел мне в глаза, – Амрит, что ты натворила?
– С чего ты взял?..
– У тебя солнечное сплетение пульсирует до сих пор от ужаса, – он махнул ладонью на мой живот.
– Ты знаешь, откуда была такая боль?.. – я схватила его за руку. – Но ведь боль была у Кости. Почему она у меня сейчас? Ты же сам сказал, что физическое тело не перемещается…
– А это и не физическое тело болит, а энергетическое.
– Но как ты это заметил? Боль…
– А это уже моя судьба – видеть, – чуть улыбнулся он. – Не отвлекайся от темы. Ты меняла что-то в жизненном пути людей?
– Да… – тяжко вздохнув, я села на стул. – Но почему больно именно сейчас?.. Ведь всякий раз при перемещении всё идёт немного не так, как было. Я говорю другие слова, могу зарулить совсем в другую сторону…
– Это мелочи, Амрит. – Он сел рядом. – На самом деле и от них твоё солнечное сплетение немного сжимается, потому что бессознательно тебе страшно. Просто ты этого не чувствуешь: не так тотальны эти изменения.
– Но… что же теперь делать? Кое-что в судьбе одного человека сейчас изменилось из-за меня…
– Ничего, – папа пожал плечами. – Судя по всему, ты отделалась небольшой болью, – он махнул рукой на мой живот. – Возможно, его судьба вернётся на круги своя. А, может, изменения не так велики, как тебе сейчас кажется. Увидим.
– А если… изменить что-то действительно важное? – я осторожно посмотрела ему в глаза.
– Разорвёт на части, – спокойно, но сурово ответил он, строго взглянув на меня. – В лучшем случае только тебя.
– А в худшем?..
– Ох, Амрит… – папа поморщился, – просто не делай этого, вот и всё. Ведь ты же почувствовала сейчас: всё внутри тебя противится изменению судьбы. Не надо с ней спорить.
– Но ведь боль прекратилась! Значит…
– Значит, судьба свернула на другую дорогу и теперь всё пошло по новому, снова нормальному, руслу! А больно тебе, так сказать, на поворотах. Но если поворот слишком крутой… – папа многозначительно посмотрел на меня, – не выживешь, дочка.
Обняв старого индуса, я решила переместиться ещё разок в Надю: просто проверить, существует ли она после того, что произошло на пожаре.
Надя существовала. И дом со всеми вещами находился на прежнем месте, разве что теперь чуть ли не в каждой комнате висело по гитаре на стене, даже одна маленькая лежала в моей детской. А, выйдя на цыпочках в коридор, я вновь услышала сдавленные голоса родителей.
– Он был и моим другом тоже… – шептала сквозь слёзы Вика. – Я не знала, как тебе об этом сказать…
Что ж, похоже, всё вернулось на круги своя. Облегчённо вздохнув (всё-таки, это могло и на Костиной жизни сказаться), я тихонько шмыгнула обратно в свою комнату.
Снова походив из угла в угол, я всё же решила действовать по плану. Да, на поворотах больно! Ну, и пусть… Уж лучше пусть меня совсем не будет, чем жить в семье этих предателей. Только сопли горазды пускать post factum! «Он был моим другом тоже!», «Не знала, как тебе сказать!», «Ох, Костян!..». Тоже мне, друзья…
Я кивнула самой себе, садясь на стул: значит, решено. Сейчас перемещаюсь в Костю, возвращаюсь в квартиру и сижу сутки, не высовываясь.
На столе передо мной лежал мой атрофированный розовый ноутбук-«погремушка». А если что-то не получится? Если не выживет Костя? Поколебавшись, я включила компьютер. Всё может сильно измениться. Кто знает… вдруг я вообще не буду помнить другие жизни? И что же – оставить Надю в неведении? Ну, уж нет. Пусть знает, кто её «родители».
