Наконец, Елена Анатольевна справилась со своей ненавистью ко мне, и начала беседу вкрадчивым и ласковым голосом.
Со слезой в голосе поведала о недостаточном финансировании больниц. Такого недостаточного, что выделенных денег едва хватает на горюче-смазочные материалы и медикаменты. Зарплату медики не получали два с лишним месяца. Потому ей приходится выкручиваться, как может.
Глядя на ее соболиную шубку и бриллианты, сверкающие в ушах, слабо верилось в нищету Горнинского района.
« Везде одно и тоже: нищие медсестры и санитарки, нуждающиеся доктора и жиреющие чиновники. Разбитые окна больниц и сверкающие иномарки под толстыми задастыми Еленами…» – грустно подумалось мне.
Мой акт ничего не изменит в этом порочном круге, но и укреплять эту порочную систему я не собираюсь.
Выслушав стенания Суровцевой, я встала и стала собираться на вокзал. Акт положила перед главным врачом на подпись.
Тут в кабинете главного врача стали происходить чудесные вещи.
Откуда ни возьмись, на потертом больничном столе стали появляться разносолы, деликатесы и зазвенели вымытые до блеска стеклянные фужеры. Это было только прелюдией.
Медсестры, накрыв стол, мгновенно исчезли.
Елена Анатольевна, убедившись в отсутствии посторонних, с приятной улыбкой извлекла из шубки белый конверт и тихонько вложила его в карман моего пальто.
Такого напора я не ожидала, хотя и подготовилась к сражению.
« Это скромный подарок к празднику восьмое марта, не откажите…» – ворковала Елена Анатольевна и глубже заталкивала конверт.
Я понимала, что срочно надо ретироваться. Больничная машина ждала меня на выходе из больницы.
До поезда было еще два с половиной часа.
Такой длительной осады я не выдержу.
Вытащив конверт из кармана, я резко бросила его на стол главного врача и выбежала из кабинета, как ошпаренная.
За дверью стоял взволнованный главврач с кучкой медсестер.
Очевидно, они ждали отмашки Елены Анатольевны и приготовились к обильной трапезе.
Чуть не сбив с ног своих потенциальных сотрапезников, я крикнула: « Срочно машину на вокзал!» и бегом спустилась к выходу.
Водитель « УАЗика» мирно дремал в кабине. Он не ожидал моего быстрого появления.
Когда мы подъехали к вокзалу, он доверительно сказал : « Надо же! Редко сажу в поезд трезвого инспектора!».
– В прошлый раз у вас была сама Вера Петровна, начальник ревизионного отдела. Она, что, тоже выпивала ? – удивилась я.
– Так ее самолично заносил в купе, сама тетка двигаться не могла! – хмыкнул водитель.
Я замолчала, с трудом представляя нашу строгую и неприступную Веру Петровну в нетрезвом состоянии.
На вокзале было полно странствующих цыган. Всюду бегали шустрые цыганята, с интересом разглядывая пассажиров. Два с половиной часа я провела, судорожно сжимая сумочку под мышкой.
Вдобавок, в зале не работал туалет, буфет был закрыт. Продуктов у меня не было, а до ближайшего магазина надо было куда-то далеко ехать.
Я сидела на деревянной жесткой скамейке в малюсеньком зале ожидания и боролась с подступавшим чувством голода. Вспоминала запах горячей картошки на столе у главврача. Моя принципиальность вступала в борьбу с природными инстинктами и местами проигрывала.
На улице быстро темнело, я не решалась даже выйти на улицу. Там над входом в вокзальное помещение висел один тусклый фонарь и сам перрон скрывался в темноте. Наконец, наш поезд подошел к перрону.
Голодная и измученная тяжелой командировкой , активным сражением с Еленой Анатольевной, я зашла в вагон и упала на вагонную полку.
