Этим летом отпевал у нас в храме незнакомого пожилого мужчину. Практически все наши прихожане вместе со мной проживают в одном поселке. Поселок у нас небольшой, потому хотя бы внешне, в лицо, мы все друг друга знаем. Тем более что магазинов у нас не так много, дом культуры и вовсе один. Да и прогуливаясь, если погода позволяет, ходим по одним и тем же дорожкам. Лицо этого человека мне было незнакомо. Проводить его в последний путь пришли всего лишь два человека. Двое мужчин. Один из них в возрасте, другой если и моложе меня, то ненамного. Больше никого. Меня такая картина всегда несколько удручает. Я понимаю, разные бывают ситуации. Порой покойный пережил уже всех тех, с кем он когда-то учился или с кем вместе работал. Да и вообще всех, кто его знал просто как приятного человека, доброго старика, с кем можно было, остановившись на улице, поговорить о погоде, в конце концов. И уходит такой человек как последний свидетель своей эпохи. Но даже и тогда его придут проводить хотя бы соседи, две или три бабушки, и какой-нибудь местный дурачок, бывающий на всех поминках, все это непременно. Единственной причиной такого видимого одиночества может стать тот факт, что человек переехал сюда к детям из мест, где прожил всю свою жизнь, и доживал вместе с ними свои последние годы. Но родственники, почему в таком случае не приехали родственники?
Гроб деревянный, покрытый лаком. Лак положен без подтеков, недешевая работа. Я пою, читаю молитвы, из присутствующих никто не перекрестится. Для них отпевание всего лишь дань традиции, не более. Может, усопший был человеком верующим и завещал, чтобы его обязательно отпевали в храме? Возможно, но, если он был верующим, почему меня не пригласили напутствовать его перед кончиной?
Отпевание закончилось. Я предложил провожающим подойти проститься с покойником и закрыть гроб здесь же в храме. Они согласились. Двое по очереди подошли к покойному, молча поклонились и отошли в сторону.
Когда гроб с телом усопшего похоронщики уже грузили в катафалк, чтобы отправляться дальше на кладбище, я спросил у того мужчины, что моложе:
– Кого мы сейчас отпевали?
– Моего отца.
– А кем был ваш отец, чем он занимался?
– Мой отец был ребенком войны. Или, как это официально называется, малолетний узник концлагерей.
– Это понятно. А кем он работал? Чем занимался?
Он пожал плечами:
– Не знаю, кем-то на заводе.
– Кем он был по профессии? Где-то же он и на кого-то учился.
Мужчина снова пожал плечами:
– Батюшка, я не в курсе. Он оставил нас с мамой, когда мне едва исполнилось десять лет. В новой семье детей у него не было. Со мной он практически не виделся, хотя деньги на воспитание переводил исправно. Мама об отце особо никогда ничего не рассказывала. Чужие люди, короче.
– А почему вы его хороните, а не вторая его семья?
– Та женщина умерла пять лет назад. Отец мне об этом сообщил, и я ездил хоронить ту его вторую супругу. А отца, поскольку он уже тогда не мог себя обслуживать, я был вынужден забрать к себе. Последние пять лет он жил здесь, в поселке, вместе со мной.
