Встречная-поперечная - страница 18

— Ты пойми, — со вздохом тихо призналась Маргарита Романовна. — Федор Терентьич, поверенный в наших делах, в поисках наследницы на каких только мошенниц не натыкался. Мы ведь объявление давали, в газету. Просили откликнуться Марью Петровну Осинину, дочь Петра Романовича из «Тонких осинок». Откуда только те девки про наследство узнавали, ума не приложу. Видно, тоже из газет. Отписывались, клялись, что сироты, отца не помнят. Одна до Родовейска добралась, а на пароме у причала самого ее водяной в воду чуть не утянул, еле откачали. Вторая в доме до заката дотерпела, больше не выдержала. Третья… не буду вспоминать даже. Четвертая просто воровкой оказалась. Пятая… А потом Федор Терентьич в клубе на Дарьевской в Великом оказался, там познакомился с графом Опренским. Тот возьми да помяни тебя в беседе, мол, знает одну барышню, тоже Осинину, Марью Петровну. Очень хвалил. Я как про твое ремесло услыхала, сразу поняла – та самая Маша. Да и факты сошлись.

— Получается, граф и тут мне фавор сотворил, — задумчиво произнесла Мария.

— Два года тебя искали, а потом еще четыре месяца. Однако затем поперечные силы должны были тебя принять, одобрить. Иначе жить все равно не дали бы. Тут ведь такое дело… — тетя замялась.

— Да говорите уже, рассказывайте.

— Отец твой, брат мой Петруша, с младых лет жил с Поперечьем душа в душу. Мог в лесу целый день провести, являлся сытый, накормленный, довольный, гостинцы приносил: то дичь, то грибы с ягодами. Сам как-то изучил словеса, начал с нечистью изъясняться. Князь Левецкий его помощь в переговорах весьма ценил, говорил, избранный он, Петенька, прирожденный переговорщик. Мол, кровь заговорила, хотя мы, Осинины, очень дальняя ветвь вдольских князей Добрыниных. Но отец… — тетя как-то померкла лицом, словно на скулы, высокие, как у Маши, легли темные тени, — для него все Петрушины достижения были костью в горле. Не таким видел он своего единственного наследника. Они и прежде ссорились, но как Петр в возраст вошел, понятно стало: ни тот ни другой не уступят, и в доме одном им находиться неможно. А когда уж брат жениться на незнатной надумал…

Осинина замолчала, словно видела за пределами Машиного зрения. Слышно стало, как Марфуша гремит ведрами и что-то напевает. Запевку, догадалась Маша, от змей.

— Петруша уехал, отец лишил его наследства, — продолжила Маргарита Романовна. — А он не унывал, в университет поступил на стипендию, работал, пока учился – карты составлять помогал.

— И стал этнографом, — закончила Маша. — Дочь свою первым словесам научил, только мало успел…

В горле у нее першило, и слезы стояли в глазах, готовые пролиться. Но не пролились, Маша их еще в детстве выплакала.

— Примешь наследство? — Маргарита Романовна потянулась к ней через стол, взяла за руку и крепко ее сжала. — Ради отца. Не могу смотреть, как «Осинки» чахнут.

— Роман Александрович, батюшка ваш, — Маша прокашлялась, с неловкостью забрав руку из тетушкиного ласкового захвата, — заключил какой-то договор с нечистой силой. И не обычной, а той, которую местное Поперечье страшится. Это мне кикиморы сказали, а нечисть врать не умеет.

— Я не знаю, — Маргарита Романовна растерянно развела руками. — Он мне не рассказывал. Могу лишь сказать, что после изгнания Пети из рода Поперечье как с цепи сорвалось. Мстило за избранного. Что только нечисть ни творила, как только ни изгалялась. Отец одним только электричеством спасался. А потом… был один день, когда все как-то изменилось, перед самой смертью папеньки. Матушка была смертельно напугана, я же видела, но на все расспросы отмалчивалась. Сказала только, что снился ей вещий сон, и попросила меня потихоньку начать поиски Петиной семьи. Когда отец умер, она составила завещание. А позже и с ней случился удар, и она слегла. Почти не говорила, бормотала только. Мол, клятву нужно выполнить, но страшного в том нет. Найдется защитник, спасет род Осининых.