Это ведь какая у младого князя жизнь интересная, насыщенная. И у Игната, получается, тоже.
— Ну… вроде того, я не вдавался. Князь порой скрытен, — неохотно проговорил парень.
— И что же мы будем делать? — спросила Маша, поняв, что сия тема – личная, Левецких. И так много узнала.
— Посмотрим, что Любава в узелок положила.
А в узелок ведунья положила… камни. Обычные речные голыши. Один, правда, был хорош – будто панцирь черепаший.
Увидев камни, водянушки взволновались и забулькали громче. Вода густо пошла пузырями, и, кажется, тварей к броду добавилось.
— Думаю, их нужно опустить в воду, камни, — неуверенно предположила Маша.
— Точно в воду? — Игнат задумчиво покрутил в руке крупный желтый голыш. — А, может, они для самообороны.
Он притворно прицелился в одну из тварей, и та возмущенно заверещала.
— Скумекали, — удовлетворенно констатировал княжеский секретарь. — Значит, не совсем неразумные.
— Не злите их, — попросила Маша.
— Вы понимает их речь?
— Если бы… То есть поняла бы, если б они говорили. Но они не говорят, только сигналы посылают, бульканьем, как животные. Профессор Курницкий в своей монографии предполагает, что в стае поперечные чаще всего предпочитают невербальный способ общения. Если еще добавить их нежелание демонстрировать людям разум… И вообще, возможно, языки поперечья – это неоформация, придуманная нечистью специально для общения с человеком.
— Значит, не договоримся, — сделал вывод Игнат.
— Вряд ли.
— Что ж, остаются камни.
Игнат влез на ветку склоненного к воде дерева и вывалил в реку содержимое узелка. В том месте немедленно началось столпотворение. Водянушки ныряли за камнями, а затем разносили их в широких ртах в разные стороны, кто куда. И исчезали.
Игнат едва успел прокричать вслед на глазах исчезавшему водному народцу, чтобы те обеспечили их мостом. Маша повторила его слова на болотном языке. По сути это был тот же диалект кикимор, слегка упрощенный.
Некоторое время ничего не происходило. А затем… затем вода расступилась, показалось речное дно с озерцами в вымоинах. Чуть справа виднелся омут. Из него высунулась водяница, грозно повела глазами, но посмотрела на Игната… и канула в глубину, шлепнув хвостом. Надо же, не стала разговор затевать, глазки строить.
— Не боитесь? — спросил Игнат.
Маша качнула головой. Нет, она не боится. Ее гораздо больше интересует, как они назад возвращаться будут. Камней-то больше нет.
— Может, подождете на берегу? — Игнат с сомнением поглядел в небо. — Я то сам переплыву если что.
А ведь к сумеркам дело идет, в конце августа дни становятся короче. И не ясно, безопасно ли оставаться на речном берегу на закате, хоть одной, а хоть бы и вдвоем. Но откладывать на другой день тоже нельзя – неизвестно захочет ли вообще местный речной народец снова общаться.
— Я с вами, — сказала Маша и вцепилась в протянутую руку.
Камни были скользкими, и Игнат старался проложить путь по вкраплениям песка. Ил чавкал под ногами, но крепкие Машины ботинки пока держались.
Они выбрались на остров. Пошли по единственной тропе, ведущей вглубь. И в этом лесочке было намного темнее, чем вне его. Пахло болотом. Слева и справа от тропы побулькивала жижа. Здесь и там мелькали в чаще желтые светящиеся глаза.
И чем дальше Игнат и Маша заходили в невысокий, гнутый и искореженный лес, тем больше тут чувствовалась ночь.
Луна полным блюдцем висела над деревьями, повсюду зажигали иллюминацию гнилушки. Болотные огни с шуршанием скользили по шляпкам поганок и мухоморов. Все в царстве топей было таким, каким описывалось в сказках.
