В назначенный срок Александр был в кабинете начальника терапевтического отделения, расположенном, по традиции, на втором этаже госпитального корпуса.
Подполковник Полищук был весь в делах – писал что-то за столом, обложенный со всех сторон бумагами, в левой руке дымилась сигарета.
– О! – сказал он, увидев Сан Саныча. – Ты уже здесь! Это что у тебя?
Александр поднял набитую битком довольно объемную сумку, которую держал в руке, и слегка всряхнул ее. Приглушенно, как накрытые сверху стаканы, звякнуло стекло.
– Сыворотка правды, – пояснил он.
– А вот это то, что нужно! – дал заключение доктор. – Напомни-ка мне свою фамилию, а то я не уверен…
– Капитан Доманский!
– Доманский! Конечно! – Он вызвал старшую медсестру, подтянутую, с красивым лицом, женщину лет сорока, и распорядился: – Определите капитана в тринадцатую палату. Оформите, как положено. Историю болезни, все…
– Диагноз? – спросила медсестра официально.
– Пищевое отравление. Ну, что-то такое.
Медсестра окинула вновь поступившего оценивающим взглядом.
– Что-то не похоже… Слишком здоровым выглядит, к тому же, красавец.
– Симптомы, Лариса Ивановна, скрытые, но явные. Понятно?
– Ага, понятно. Как лечим? Промывание делать будем?
– Не стоит пока, пожалуй, а там поглядим. А вот капельницу поставьте.
– Зачем мне капельница? – попытался вклиниться в обсуждение своего лечения Доманский.
– Положено капельницу при отравлении, Саша. Всего лишь физраствор, вреда от него никакого, одна польза. Давай, устраивайся. Генералу я сам позвоню. Наверняка появится ближе к вечеру.
– Пошли, красавец, – как родному улыбнулась медсестра капитану.
– Лариса! – окликнул ее возле двери Полищук. Когда женщина вернулась, он сказал ей вполголоса. – Капитан мой хороший знакомый, и, к тому же, друг моего брата. Ты пригляди за ним, пока он здесь, ладно? Ну, ты понимаешь?
– Да все понятно, Анатолий Васильевич, – усмехнулась Лариса Ивановна. – Без присмотра не останется.
Как и предполагал начальник терапевтического отделения, Эдуард Витальевич Голованов почтил своим визитом капитана Доманского около девятнадцати тридцати. Он вошел в палату стремительно, так что седые волосы и полы накинутого на плечи белого халата развевались потоками встречного воздуха. На сгибе левой руки он держал бумажный сверток с таким видом, будто это дама, которую он имеет честь сопровождать все равно куда. Свита, состоявшая из дежурной смены госпиталя, отставала шагов на пять. Палата была совсем небольшой, одноместной, войдя, Эдуард Витальевич Голованов оглянулся, и свита замерла у распахнутых дверей.
– Ну, что это ты еще удумал? – спросил он у Александра притворно грубоватым тоном, отчего тот тут же почувствовал угрызения совести, что решился на обман.
– Да вот, – промямлил. – Схватил что-то на бегу, у метро.
– Эх, молодежь! – сокрушенно воскликнул генерал. – Учи вас, не жрать что попало, учи – и все одно будете жрать, и будете страдать. Я, помню, в молодости, тоже все время брюхом маялся, пока не женился. Запомни, кухня – самый важный элемент жизни мужчины. Не сможешь наладить себе нормальную кухню, считай, ничего в жизни не добьешься. Можешь даже не пытаться. И я вот думаю, надо было давно тебя к нам на обеды определить. Мы не обеднеем, а тебе польза несомненная. Подумаем, подумаем. С хозяйкой посоветуюсь и решу. А пока, на вот тебе, генеральского бальзама. От него тебе точно легче станет, что называется, на себе испытано.
