– Как так?
– Мы – индийцы – ухаживаем за животными. И кормим всех, вплоть до муравьёв! Каждый день. Мы считаем, что они особенные – и о них надо заботиться. Даже о шаловливых обезьянках!
С этими словами он пощекотал Бахулу по макушке. Маленький макак принял рассерженный вид, но тоже расплылся в улыбке.
– Даже муравьёв! – хихикнула Роуз.
Всё здесь было совершенно другим – не только язык и цвет, но и само человеческое мышление. И ей это очень нравилось.
Падма прошла под ярко-оранжевыми тряпками, которые сушились на верёвке, протянутой над улицей. Друзья пригнулись, чтобы не задеть их головами. Слониха выбралась на оживлённый рынок, и атмосфера резко изменилась. Высокие розовые здания тянулись высоко в чистое синее небо.
– Мы на базаре! – объяснил Руи, перекрикивая шум. – Дворец прямо за углом.
Торговцы сидели на земле среди разноцветных овощей. Повсюду звучала причудливая музыка, в воздухе витал запах горячего, пряного дыма.
Махаут отвёл Падму в самое сердце общего хаоса. Все протягивали товары: ковры, голубые и белые горшки, безделушки, замысловатые тапочки. Везде бегали смеющиеся ребятишки. Роуз стало не по себе.
– Просто безумие какое-то, – прошептала она.
– Ты быстро привыкнешь, – сказал Руи. – Жизнь налажена как в большом механизме, но шестерёнок очень много, их целые тысячи, все разные, и каждая делает что-то своё. У нас есть особое слово, которого нет в твоём языке. Джугад – то есть изобретательность, если таковая необходима, понимаешь? Именно находчивость и делает индийский народ столь потрясающим!
В небо поднялась стая голубей, громко хлопая крыльями.
– Может, ты наберёшься немного этого джугада и выведешь нас отсюда? – предложила Роуз.
Дзы-ы-ы-н-нь!
Огромные музыкальные тарелки ударились друг о друга, и толпа сразу затихла. Махаут резко замер, Падма остановилась. Роуз вытянула шею и разглядела небольшую платформу, окружённую странными высокими зеркалами, искажающими всё, что в них отражалось. Начали бить в барабаны, снова зазвенели тарелки…
ВШУХ!
Стена пламени пронеслась по платформе. Из-за отражений в зеркалах она казалась во много раз больше.
– Что тут у нас? – сказал Руи, слезая с Падмы.
Бахула запрыгнул ему на плечо.
Мальчик огляделся и крикнул махауту:
– Мы ненадолго!
– Эй! – окликнула его Роуз. – Меня не забудь!
Она перекатилась на живот и повернулась, свесив ноги в ботинках на невысоких каблуках. А потом спрыгнула на землю, отряхнула руки и подула на волосы, упавшие на лицо.
Руи уже продирался через толпу, но получалось довольно медленно. Все спешили к импровизированной сцене, словно мотыльки, летящие на огонь. Роуз быстро нагнала друга и взяла за локоть. Она заметила компанию европейцев, приехавших отдохнуть в экзотическую страну. На фоне ярких красок Джайпура они выглядели очень нелепо в своих тёмных одеждах, высоких шляпах, капорах, зонтах с чёрной бахромой. Прямо на похороны собрались! Роуз опустила взгляд на своё строгое зелёное платье и нахмурилась. Скорее бы от него избавиться!
Дым рассеялся, и на сцене появился сгорбленный артист в цилиндре, закутанный в длинный чёрный плащ. Роуз ахнула. Разве не он давал деньги их махауту? Горбун шагнул вперёд, и перед ним приземлился крупный попугай, тоже в цилиндре, только миниатюрном.
Роуз оглянулась и увидела, как махаут привязывает Падму к столбу и спешит куда-то по улице. Неужели он решил бросить их здесь, на базаре?
