– Лично я совсем не замёрзла, – сказала Ира, распуская тесёмки на шапке-малахае. – А ты, мой милый?
– Ты меня греешь, – немного подумав, изрёк Миша. – Вот прижмёшься и согреешь. Но у меня такое предчувствие, что нам следует ещё пару минут здесь постоять. Так, на всякий случай.
– Ну, давай постоим коли так, – согласилась Ира, выпуская клубы морозного пара. – Я не против, – постучала она меховыми ботами в тигровых разводах.
В ответ на такое терпение Миша взял её ручки и стал растирать их своими. Через варежки, как говорится. Она нежно поцеловала его в нос. Вскоре Миша почувствовал спинным мозгом усиливающееся напряжение. Будто близилась опасность. И верно – кто-то сдавил его плечо рукой и как следует, тряхнул.
Вот так значит, подумал парень. В Москве, стало быть, так знакомятся. Явно, что бионегатив так проявился. Только чего ему надо? Сейчас выясним…
– Я вас слушаю, – сказал он как можно учтивее, не оборачиваясь.
– Слышь, это я тебя слушаю. Повернись, алло!
– Это можно, – встретившись глазами с Ирой, он, придерживая её за одну руку, слегка подался назад. – Так лучше?
Перед ним (а вообще-то за спиной) высился заправской амбал. Весь в чёрной кожанке. Несмотря на мороз, с непокрытой, выбритой до синевы головой. Глазки у этого переростка были узенькие и неопределённого цвета. Такая помесь гориллы с носорогом. Было видно, что мальчик, хоть и не привыкший много думать, на этот раз медлил. Что-то или кто-то стеснял его «безбашенные» действия.
– Ты чё здесь в натуре типа обжимаешься? Чё, в своих Сочах? Герла наша и неча её приватизировать. Понял или на пальцах объяснить?
– Мальчик, ты в каком классе учишься?
– Я не понял: здоровье чё – по барабану? К стоматологу охота? Чё ты здесь паришься? Гони отсюда в натуре!
«Кожаный» сделал попытку взять Мишу за грудки. Но тот умело сделал ему апперкот левой в почку. Правда, рассчитав удар – в пол силы. Зубы верзилы лязгнули, на глаза опустилась сизая поволока. Руки он всё же опустил. А Ира, крепче вцепившись руками в Михаила, едва не сорвала его рукав. В её глазах соседствовал ужас с восхищением.
– Слышь ты, гандон, – голосом полным плачущей неуверенности начал парнишка. – Я щас по мобиле вызову два грузовика РНЕ. Тебя щас в натуре оттрамбуют. Яйца на брусчатке будут! Понял? Граждане! Русские люди! – заорал он, озираясь. – Жиды руку подняли! На меня! На русского! Вы чё, в натуре, за меня не подписываетесь?
Пару-другую минут продолжалось это якобы патриотическое излияние. За это время, показавшееся ему Вечностью, Миша и Ира узнали о себе много нового. Ира, оказывается, предала русскую идею, путаясь с жидо-масоном. К тому же с заезжим, что было ещё хуже. (Вот бы с местным – тогда…) Миша, понятное дело, был в самом худшем положении. Ему давалось всего 24 часа. Собрать вещи, помыться, побриться, чтобы забыть сюда дорогу. Сюда, значит в Москву в частности и в Россию вообще. Улепётывать предлагалось непременно в Израиль. Иру от таких речей хватило сперва в жар, затем в холод, наконец, в хохот. Она громко хохотала, повиснув на Мишином плече. Сам же парень, собрав спокойствие в кулак, лишь покачивал головой. На каждую тираду бритоголового парировал: «Ну да, ну да. А, ну понятное дело! О, как всё запущено! А, ну Бог с тобой! Ой, прости нас Господи, рабов Твоих грешных».
Несмотря на то, что вокруг ходили люди, никто даже не остановился. Вдали маячил наряд милиции с дубинками и рацией. Но они также не думали подходить.
