«Deathmatch approaching! Evil in stride!» – взревел телефон.
Рингтон был отрегулирован так, чтобы постепенно усиливаться и безжалостно будить засидевшегося ночью за компом школяра.
Выдернув наушник и разодрав глаза, Вадим глянул на время – 07:28! Какая сволочь рискнула ему звонить в такую рань?
Номер телефона был незнакомый, и Вадим с удовольствием обломал неведомого звонаря. Пусть катится к драным кошкам!
До звонка будильника оставалось ровно полторы минуты, и Вадим, зевая, побрёл в туалет.
– Ты уже встал, Большой Медведь? – удивилась мама. Обычно Вадим появлялся из комнаты минута в минуту.
Ей сегодня тоже было к восьми, не смотря на субботу, и она лихорадочно жарила и варила на кухне яйца: Вадим жареные не ел, мама не ела варёные.
Медведем Вадима называли с раннего детства. Сначала Маленьким Медведем, потом Медведем Большим.
Года в два ему понравился страшный стишок про плюшевого медведя, который спасал маленькую девочку от неведомого зла. И этот образ не отпускал его много лет.
Сначала бабушка пыталась называть Вадима Медвежонком, но он хотел быть сразу Медведем, сильным и грозным. И бабушка согласилась – пусть будет Медведь. Маленький, но о-очень грозный.
Стишок почти забылся, а прозвище осталось.
Вадим не возражал. Особенно с утра, когда сонная неуклюжесть заставляла его бродить по квартире почти по-медвежьи.
Зато мама и бабушка не ругались, если он что-то ронял – медведь же. Медведю можно быть неуклюжим.
По звукам и запахам Вадим уже понял, что на завтрак его ждут только яйца.
Готовить мама катастрофически не успевала. Да и поесть часто тоже не успевала. Сейчас она в спешке заглатывала на кухне свою порцию еды, терзая пульт телевизора.
Под обрывки новостных программ Вадим очистил яйцо и запихал его целиком в рот. Вспомнил про йогурт, добыл из холодильника, запил.
С едой Вадима выручала бабушка, которая ценила территориальную самостоятельность и настойчиво жила в доме через дорогу, близко – но не вместе.
Бабушка была упорная, она считала, что если переселится к дочери, мужик в её семье точно не заведётся. А мужик был якобы нужен Вадиму.
Допив йогурт, Вадим побрёл в свою комнату, надел то, что считал формой, схватил за шкирку рюкзак и потащил его к выходу. Оставалось обуться и причесаться.
Умыться? Зубы почистить? Да ну его на фиг.
Мама уже обувалась, её внизу ждала служебная машина, но до школы дворами было ближе, чем ехать, и Вадиму предстояло шлёпать по утренней серости одному.
– Медведь, дедушка звонил. Просил, чтобы ты зашёл к нему после школы.
Вадим замер с кроссовкой в руке.
– Да, ну, бред! – возмутился он. – Телефон я ему настроил, чё ему опять от меня надо?
Дедушка был «с той» стороны, отец минувшего отца. Характер у него был поучающий, с памятью лавинообразно нарастали проблемы, а главное, он почему-то считал, что внук его обязан любить, несмотря на все мелкие пакости и общую склочность.
– Медведь, ему восемьдесят. Ему положено теперь опекунство оформить. Это тысяча двести к пенсии, помоги ему, а? Сходи с ним в пенсионный фонд?
