Иваныч подходит, закручивает вентили и силой внимает у меня из руки кружку:
— Тома, не нагнетай, — цедит сквозь зубы. — У тебя язык без костей. Ляпнешь — и сбывается.
— Прости… — опускаю глаза. — Страшно просто. За тебя, — обнимаю себя за плечи.
— А ты за меня не бойся, — выдыхает Иваныч. — Себя береги.
— Да что со мной будет? — хлюпаю носом, глаза на мокром месте.
— Развела болото, — ругается Иваныч. — Я в области буду, на связи. А за тобой присмотрят.
— Кто? — заявление друга мне совсем не нравится.
— Волки мои, — на серьёзных щах сообщает Миша.
— Ку-ку совсем?! — кручу пальцем у виска. — Нет, — отказываюсь от щедрого подарка. — Передай им, что если увижу — кастрация неминуема.
— Тома, ты кренделя тут не выписывай. У меня проблемы, а ты со мной, можно сказать, работаешь. Не дай бог что. Оборотни за тобой приглядят. Поняла?
Поджав губы, молчу. Хрен! Даже если прижмет, за помощью к ним не обращусь.
***
Миша привёз к дому и отчалил из моего двора прямиком в бизнес-путишествие. Владелиц заводов, газет и пароходов, блин. Даже «пока» не сказал, и я промолчала. Нашла у нас коса на камень с этими оборотнями.
Сижу на лавке у подъезда, настроения нет. Мише каждый день по пять раз буду звонить на мобильный. Бесить его. Надо же было выдумать! Приставил ко мне оборотней.
Но есть и хорошая новость — теперь я смогу сама снять у бабы Нюры вторую комнату. И никаких соседей до самой осени. Благодать! Можно было бы снять другую квартиру и забыть про склочную старуху, но лучше я деньги моей бабушке отдам. Она давно хочет поставить тёплую стайку, чтобы держать свиней круглый год.
В вечернем небе собираются тучи, прохладный ветер вероломно шатает ветки деревьев. Торчать во дворе становится холодно и неуютно. Домой пора.
Сегодня буду умнее — поднимаясь по ступенькам, отсчитываю от большой суммы сумму поменьше, чтобы заплатить бабе Нюре. Основной мой бюджет она не увидит.
Захожу в квартиру полная решимости сообщить хозяйке, что «кина не будет», а буду я одна проживать здесь всё лето, но… на тряпке у порога стоят две пары мужской обуви. Сорок семь на босу ногу — кроссовки и туфли.
— Где-то я их видела… — шепчу тихо.
В душу ядовитой змеёй заползает страшная догадка, а из-за закрытой двери кухни звучит бас Горыныча. Глаза и мысли в кучу, врываюсь в кухню.
Здрасьте-пожалуйста… Лихой и Горыныч пьют чай с бабой Нюрой.
— Пошли вон отсюда! — хриплю, меня потряхивает.
Волки переглядываются, а потом впиваются в меня взглядами с пошловатыми ухмылками на губах. Я открываю рот, чтобы повторить требование, но тут встаёт баб Нюра:
— Ты чего тут устраиваешь, а?! — подбоченивается. — Выселю!
— Нормально всё, хозяюшка, — ласковый до тошноты Лихой берёт старуху под руку. — Собираться тебе пора, на автобус опоздаешь, — ведёт её в зал.
А баба Нюра идёт, как завороженная, и слова против не говорит.
— Что вы тут забыли, а?! — меня трясёт, но я наезжаю на Горыныча. — Какой автобус?!
— Живём мы тут теперь, мурка, — с плотоядной ухмылкой сообщает Игорь.
— Чего?.. — у меня глаз дёргается.
— Комнату сняли, — в кухню возвращается Лихой. — Рада новым соседям? — издевается.
Ответить не могу — булькаю, все слова растеряла от волчьей наглости. Как эти хвосты мохнатые вообще до такого додумались?!
— Это мы ещё посмотрим, — хриплю и бегу в зал — разбираться с сумасшедшей бабкой. — Баб Нюр, — закрываю дверь и подхожу к ней, — вы зачем этим… — не могу подобрать приличного слова. — Зачем вы им комнату сдали?
