Среди толпы стоял Виктор. Он наблюдал за происходящим, но его сердце было тяжёлым. Он знал, что это был не самый удачный момент для протеста, но остановить их уже было невозможно. «Анна слишком рискует, – подумал он. – Они не готовы к такому».
Толпа продолжала двигаться вперёд, пока не появились первые признаки опасности. Вдалеке слышались сирены. Виктор заметил, как из-за угла выехали полицейские фургоны, а за ними – чёрные ряды омоновцев с дубинками и щитами.
– Анна! – закричал Виктор, приближаясь к ней. – Это слишком рано, они нас сметут!
Анна оглянулась на него и сжав зубы, ответила: – Если не сейчас, то когда? Мы не можем больше ждать, Виктор! Люди ждут лидеров! Они ждут нас!
В этот момент омоновцы начали наступление. Слышался топот тяжёлых ботинок по мостовой, крики полицейских, призывающих людей разойтись. Толпа заколебалась. Некоторые попытались убежать, но Анна не сдавалась.
– Не бойтесь их! Мы сильнее! – кричала она, поднимаясь на импровизированную трибуну, установленную из мусорных контейнеров. – Мы боремся за нашу свободу!
Но силы были неравны. В мгновение ока омоновцы двинулись вперёд, бросаясь на протестующих с дубинками. Первые удары раздались быстро. Людей сбивали с ног, схватили за руки, уводили в фургоны.
Виктор пытался прорваться к Анне, но её уже окружили несколько омоновцев. Её схватили за руки и потащили в сторону машины. Она вырывалась, кричала: – Мы не преступники! Мы имеем право на свободу!
Один из полицейских грубо толкнул её в фургон, где уже сидели другие задержанные. На улице раздавались крики, но протестующие быстро исчезали с улиц. Виктор, скрываясь в тени, знал, что ничего больше не может сделать. Это было поражение.
Тем временем, в тёмном зале заседаний одного из правительственных зданий, президент и его окружение наблюдали за новостями, передаваемыми по телевизору. На экране шла репортажная съёмка: полиция разгоняет протестующих, государственные телеканалы называют это "успешной операцией по поддержанию порядка". Президент Дмитрий Сергеевич хмуро смотрел на экран.
– Всё прошло без серьёзных инцидентов, господин президент, – тихо сказал министр внутренних дел Геннадий Романович, поправляя очки. – Мы арестовали около ста человек. Протест был подавлен быстро.
Дмитрий Сергеевич посмотрел на него холодным взглядом, затем перевёл глаза на экран: – Быстро? Это ты называешь быстро? На улицах были тысячи людей. Почему они до сих пор выходят?
Геннадий Романович замялся, ощущая на себе тяжесть взгляда президента. Его голос был нервным: – Это были несогласованные действия, господин президент. Нам удалось быстро нейтрализовать главных зачинщиков. Мы не ожидали такого массового сбора…
– Ты не ожидал, – президент прервал его резким голосом, затем обернулся к командующему силовыми структурами, генералу Николаю Ивановичу Мельникову, человеку с тяжёлыми чертами лица. – Какова твоя оценка?
Николай Иванович, казалось, был единственным в комнате, кто не нервничал. Он медленно кивнул и сказал: – Протесты можно было бы подавить жестче. Нам нужно было действовать ещё быстрее. Я предлагаю ужесточить меры. Ввести комендантский час и арестовывать всех подозреваемых в связях с оппозицией.
Дмитрий Сергеевич отошёл от экрана и встал у окна, глядя на город, залитый огнями. Его голос звучал медленно, но в нём чувствовалась холодная уверенность: – Нет. Это было лишь предупреждение для них. Мы показали, что можем действовать. Но этого недостаточно. Они не боятся нас так, как должны.
