– Ты ни в чём не виноват, Дориан.
Тот тяжело сглотнул, подавляя слёзы.
Вольфганг прошёлся вдоль кровати усопшего – туда и обратно.
– А где твой брат – Франсуа?
Дориан снова посмотрел на Вольфганга снизу вверх: тот был очень сосредоточен, словно принимал какое-то решение.
– Его вызвали по работе, и он ушёл, оставив меня смотреть за отцом. Я уже сообщил ему. Он вот-вот должен прийти.
Вольфганг перевёл взгляд на окно. Сквозь узенькую щель меж сдвинутых штор пробивался сумеречный свет, проложив на бледном лице покойного тоненькую полоску. Дориан сжал правую руку отца и прижал тыльной стороной к своим бледным губам. Вольфганг вновь посмотрел на юношу – в его затуманенные горем глаза, затем на руку Фортиса, которую тот сжимал. Регент уже не видел убитого горем сына, не чувствовал его прикосновений и слёз, капающих на свою безжизненную руку. Дориан с болью глянул на верховного регента, и губы его задрожали. Он знал, как Вольфганг относился к его отцу – они всегда были хорошими друзьями, и мог догадываться, что, хотя тот и не показывает своих чувств, ему сейчас тоже тяжело.
– Дориан! – тихо позвал регент, заставив его оторваться от руки отца.
– Ты не мог бы опять сходить за врачом?
– За врачом?! – удивлённо переспросил Марсель. – Зачем?
– Хочу задать ему несколько вопросов.
– Хорошо! – сказал он после недолгого раздумья, поднялся, выпустив руку отца, бросил на него полный безграничной тоски взгляд и вышел.
Когда его шаги стали отдаляться, Вольфганг обошёл кровать и сел на освободившийся стул. Он несколько секунд сидел неподвижно, смотря в одну точку. Потом, словно стряхнув с себя оцепенение, дёрнул плечами и глубоко вздохнул. Помедлив секунду, регент взял в свою руку холодную ладонь Фортиса и большим пальцем коснулся его перстня.
Прозрачно-голубой топаз был тусклым, не таким, как прежде, словно умер вместе со своим владельцем. Вольфганг сомкнул тяжёлые веки и крепче сжал ладонь друга. Открыв глаза, снова взглянул в безжизненное лицо, не сводя с него глаз, коснулся собственного кольца и произнёс:
– Aculeus!
Из синей вершины сапфира медленно поднялась длинная золотая игла. Вольфганг вытащил иглу, оценил остроту кончика и неожиданно воткнул её в топаз. Камень, который должен был быть драгоценным, лопнул, как волдырь, и из него вытекла прозрачная жидкость. Колдун неожиданно улыбнулся, провёл рукой над испорченным перстнем, и тот мгновенно вернулся в прежнее состояние. Похлопав по руке покойного, регент встал и направился к выходу. Уже были слышны шаги возвращающегося Марселя-младшего на пару с врачом. В дверях Вольфганг оглянулся и в последний раз взглянул на Фортиса Марселя. Он исчез в тот момент, когда открывалась дверь, а во взгляде его было нечто совсем далёкое от скорби…
***
Вернулся он в замок так же быстро, как и покинул его. В холле к нему, прихрамывая, подбежал Бенжамин и сообщил, что все регенты ждут его в большой гостиной. Вольфганг стремительно пересек холл, одолел лестницу и с ходу ворвался в гостиную.
Коллеги, дожидавшиеся его возвращения и расположившиеся в креслах, тревожно воззрились на него.
– Где Нил? – спросил он без предисловий.
Ему ответил Билл Мосли, как обычно в ироничной форме, надменно вскинув бровь:
– Там, где и положено быть преступникам! Хотя кое-кто очень сердобольный, готов был драться за свободу этого ничтожества! – с этими словами он покосился на Миранду Авис.
