– Нет.
– Потом поймешь. Молиться умеешь?
– Да.
– Это хорошо. Некоторым помогает.
– Тебе помогло?
– Мне не надо.
Назавтра Эрвин, погнав Иванова на гору, занялся снаряжением. Свой шест он нашел еще вполне пригодным, а для напарника выстрогал другой, потратив на это больше времени, чем думал. Остаток дня ушел на обработку обсидиана – следовало вооружить напарника хоть чем-нибудь. Вечером Эрвин наведался к песчаному пляжику у болота.
Пусто. Добыв трех «зайцев» и наскоро ободрав тушки, Эрвин положил их на прежнее место и крупно начертал на песке: «Кто ты?» Шкурки унес для поделок. Иванов ныл и держался за колено.
– Сколько раз поднялся на гору? – грозно спросил Эрвин.
– Пять…
– Не надо мне врать, я же предупреждал. Не дошло?
– Ну, три…
– Точнее, два. С завтрашнего дня начнем бегать вместе. И в гору, и с горы, и вокруг острова.
– Подгонять меня будешь? – окрысился Иванов.
– Обязательно. Дрыном. Специально для тебя найду дрын с колючками. А кроме того, мне тоже надо тренироваться. Заплыл я тут жирком…
– Ха! Каким же ты был раньше?
– Каким был, таким уже не буду, – отрезал Эрвин. – А буду жилистым, невкусным – и живым.
По-видимому, именно последнее слово подействовало на Иванова как надо: три дня подряд он стонал, рычал, ругался, отплевывался, обливался потом, но бегал в гору и с горы как заведенный. Дрын получил отставку и полетел в кусты.
Конец ознакомительного фрагмента.
