— Ужин ровно в семь. Если я буду задерживаться на работе, буду заранее предупреждать.
— Я не ем после шести! — выпалила я, не в силах сдержаться. Да что там говорить, мне было любопытно посмотреть, покроется ли его безупречное лицо пятнами от гнева.
— Что, прости? ― спросил он, приподняв одну бровь. В его взгляде мелькнуло раздражение, и я мысленно дала себе пять за еще одну мимолетную эмоцию, вызванную у него.
— Ничего. Ради тебя я подстроюсь, — тихо пробубнила я, опуская взгляд к тарелке.
— Хорошо, — Он легонько похлопал меня по лежащей на столе руке. Мой взгляд метнулся к его руке и потом — к лицу. Он быстро отвел взгляд, убрал руку и продолжил: — Два раза в неделю мы будем ужинать в ресторане. Возможно, иногда в компании важных людей. Скорее всего, это будут вторник и пятница. В остальные дни ужинать будем дома. И не забывай о соответствующей случаю одежде, — процедил он сквозь зубы, снова красноречиво взглянув на мой халатик.
Я лишь вздохнула от безысходности. Меня ждала прекрасная перспектива: всю жизнь барахтаться в золотой клетке или, понурив голову, выдавать ему те песни, которых он ждет от меня. Нужно будет поинтересоваться у мамы, принято ли женщинам нашего круга заводить себе горячих любовников. Я надеялась, что хотя бы такое невинное развлечение поможет мне скрасить ужасные дни заточения в башне его пафосного величества.
Игнат поднял газету с края стола, расправил ее и начал читать. Я продолжала жевать почти безвкусные блинчики, глядя, как пушистые края волн набегают на белый песок.
— Амалия, — позвал муж, не отрываясь от газеты, — нам также нужно определиться с расписанием выполнения супружеских обязанностей, — пробормотал он.
Зря я сделала глоток кофе, потому что в тот момент он стал мне поперек горла. Я поперхнулась и, пока прокашливалась, во все глаза пялилась в его сторону. Я невероятно сильно сожалела, что не наделена способностью видеть сквозь предметы. Потому что чертова газета не позволяла узнать, шутит ли он. Кроме шуршания бумаги он не издавал ни звука, поэтому я попыталась уточнить, что он имеет в виду, задав тупой вопрос:
— Что?
— Расписание. Выполнения. Супружеского. Долга, — пояснил он как несмышленому ребенку. — То, чем мы занимались прошлой ночью.
Он опустил газету и, сложив ее, вернул на край стола. Игнат сделал глоток кофе, не глядя на меня. А я все не могла отвести взгляда от своего мужа, пытаясь понять, какому двадцативосьмилетнему мужчине нужно расписание, чтобы заняться сексом? Кто не захочет спонтанности? Страсти, нахлынувшей в самый, казалось бы, неподходящий момент?
Какой молодой мужчина не захочет нагнуть свою жену над столом в кабинете? А я скажу. Тот мужчина, который в момент нашего первого совместного завтрака ставит чашку с кофе на круглую подставку ровно посередине. Который складывал газету, тщательно поправляя края, чтобы они не загнулись. Тот, который настолько преуспел в упорядочивании своей жизни, что мухи летом, вероятно, разворачиваются и меняют курс в пятидесяти метрах от забора его собственности.
Я продолжала молча пялиться на него, осознавая, как сильно ошибалась, когда мечтала вырваться из дома своих родителей. Я думала, они — снобы. Но Игнат, похоже, был предводителем этого племени.
Я была не согласна с необходимостью составления расписания, а потому пыталась воззвать к его первобытной стороне.
— Игнат, — начала я, пытаясь придать голосу соблазнительные нотки, — зачем нам расписание? Милый. — Я поперхнулась на этом слове, потому что меньше всего он заслуживал ласкового обращения. Я крутанула на пальце обручальное кольцо, неосознанно ища подтверждение реальности происходящего. — Мы молоды и энергичны. К чему эти домостроевские правила? То, что происходит между нами за закрытыми дверями — это исключительно наше дело. Мы не…
