Алкоголь на время облегчал мне жизнь, но утром она казалась дерьмовее в сотни раз. Тем не менее, я приходил снова и снова. Помню, как-то раз, два месяца спустя, в какой-то будний день у неё не было посетителей, и мы, сидя за бутылкой её очередного напитка, разговорились:
– Смотрю я на тебя, – проговорила она, глядя перед собой скучающим взглядом, – и думаю: какой смысл в том, что ты пьёшь?
Она первый раз заговорила со мной об этом. Я прищурился и оглядел её. Неужели ей действительно интересно? Почему она спросила тогда только сейчас, через столько времени?
– Я что, уже опустошил твои запасы алкоголя? – хмыкнул я, делая очередной глоток и не морщась.
Она только покачала головой:
– Ставлю бутылку, что дело в бабе.
– Банально мыслишь, однако! Гони бутылку.
Её лицо не выразило ни жеста удивления, и она пошла. Я нам разлил, и она продолжала:
– Тогда я понятия не имею, что может привести тебя сюда. Живёшь ты неплохо, работаешь вон, деньгу приличную загребаешь…
Какой-то посетитель открыл дверь, оглядел пустой бар и удалился. Я, снова прищурившись, посмотрел на неё:
– Вот скажи мне, пожалуйста. Только честно. Тебе нравится твоя работа?
– Вполне, – спокойно, даже почти равнодушно ответила она. – Я сама её выбрала.
– Вот и вся истина, – с горечью проговорил я. – Ты сама выбирала, а я нет.
– Так кто тебе мешал-то? – недоверчиво спросила она.
– Сам себе и мешал… И теперь хожу туда каждый день, без выходных, аж сдохнуть хочется.
– Хм… – она задумалась. – А где работаешь-то?
– В Центральной Резиденции.
Она опять без особого выражения глянула на меня, но смотрела на этот раз довольно долго. Затем чуть заметно с ехидцей улыбнулась:
– Это шутка, да?
– Только не говори, что я теперь важная шишка, и меня ждёт блестящее будущее. Моя работа – моя тюрьма. Ну, подумаешь, деньгу загребаю! А зачем мне деньги, если я не могу пустить их в любимое дело?!
– Может, тебе тогда жениться? – спросила вдруг она.
Я чуть не поперхнулся.
– Была бы моя воля, – категорично проворчал я, – я бы вообще не женился.
Она пожала плечами и посмотрела на меня как-то сверху. Мне не понравился её взгляд.
– Ты как ребёнок, – неторопливо произнесла вдруг она, смакуя каждое слово. – Дитятко малое. Не понимаю, о чём ты думаешь. Ты каждый день бываешь в Центральной Резиденции, находишься рядом с теми, кто вершит наши судьбы, и никак этим не пользуешься. Ты мог бы жениться на какой-нибудь важной бабёнке, войти в доверие к Ним и в итоге управлять страной. Ты мог бы занять значимый руководящий пост и сам определять себе, чем заниматься, а чем нет. У тебя масса возможностей, ты же сидишь и ноешь, как лялька без мамкиной титьки. И не можешь ничего лучше придумать, чем тупо выпивать каждый день. В тебе нет никакой воли. Я тебе, конечно, сочувствую, но за нормального мужика тебя не считаю.
Она спокойно достала новую сигарету, но не зажгла её, а так и держала в руке, некоторое время глядя перед собой. Кто-то в баре зачем-то прибавил громкость у музыки, игравшей до сих пор тихо и ненавязчиво. Из внутренних помещений доносился звон посуды.
– А тебе хорошо бы не спаивать тех, кому и без того хреново, а идти лучше в психиатрию работать. Больше бы пользы принесла.
Сказав это, я встал, развернулся и, пошатываясь, пошёл прочь. Разговор оставил у меня неприятный осадок. Больше ноги моей в этом баре не было.
Дома я долго сидел, уткнувшись в одну точку, и размышлял о своей жизни. Впрочем, это стало входить в привычку.
