Выход зубной феи - страница 14

– Товарищи! – загудел Леонид Серафимович похожем на прокисшее молоко голосом. – Я вас поздравляю! Прежде всего с тем, что наконец-то школа в опытных руках человека, который знает. Все знает. И что делать с ней тоже. Переделывать, вернее. Больше у нас не будет всякой ереси, типа беготни в коридорах, педагогов-диссидентов и самоуправства в виде родительских комитетов! Дисциплина – это наше все, и я бы не советовал об этом забывать, как делают некоторые. Не будем показывать пальцем, мы и так прекрасно знаем, что это всякие химики да историки.. – Поленко в упор взглянул на Назара Никоновича, стоявшего от него по левую руку. Вероятно, бывший летчик-испытатель не вполне отрешился от старого мира и по-прежнему желал острых ощущений. Мрачно-загадочное выражение лица Берина ему подобные ощущения гарантировало вполне. Директор отвел глаза, но речь продолжил:

– Да, и историки…Изжившие себя в век ЕГЭ псевдоспециалисты! Родителям предлагаю не стесняться, а подходить ко мне для беседы по одному. Для подробного анализа будущего их детей в моей школе. Ученики! Быстро и без шума шагаем парами к раздевалке, там теперь каждый день мы станем проверять чистоту рук и учебников. Да, и сменку! Помните, девиз нашей школы с этого дня – скромность, послушание и это…Тишина! Кстати, об этом. Амалия Петровна, а где Тихон Гаврилович?

Ледяная королева интегралов не интересовалась жизнью насекомых, а по сему пролить свет на местонахождение трудовика не могла. Не удостоив директора ответом, математичка одним слегка заметным кивком головы направила ставшие четкими колонны старшеклассников ко входу в школу. Вслед за ними с видом каторжан на владимирском тракте потянулись ровесники Тараса Динина: слишком опытные и много видевшие, чтобы верить в сказочные истории о прелестях учения, но еще очень далекие от заветного финиша и будущей нежной дружбы в "Одноклассниках". Замыкали шествие щедро украшенные цветами и родительскими напутствиями первоклашки, с умильными личиками семенящие за своими учителями.

В суматохе воцарения начальника-самодура все как-то позабыли про розовощекую девочку в белых кружевных лентах. Она восседала на плечах рослого, но слегка уставшего выпускника и битых полчаса истошно звенела в звонок. Теперь, когда площадка перед школой стремительно пустела, одиннадцатиклассник решил, что пришло время привыкать девочке к суровой правде жизни. Без особого пиетета свалив бантичное безумие прямо перед оставшимся в одиночестве Поленко, он пробурчал что-то невнятное о новых порядках и резво проскакал ко входу в здание. Юноша скрылся в школьном подъезде, и директор с девочкой, плотно втиснутой в белое с горохом платье, остались во дворе одни.

Это был первый близкий контакт Леонида Серафимовича с детьми: свои у летчика завестись побоялись, чужие же, надежно запуганные его прототипом в русском сказочном фольклоре – дедом Бабайкой – были осторожны и к Поленко не приближались. Пухлое создание с колокольчиком, так подло обманутое в своих ожиданиях быть гвоздем праздничной программы, уже кривило губки и шмыгало носом, и, когда не разбиравшийся в девичьих горестях директор загробным голосом прошипел: – Где твоя мама? – первоклассница разразилась рыданиями. Как все избалованные дети, она плакала профессионально, с подвываниями и всхлипами, не забывая при этом поглядывать на аудиторию. Поскольку директор, в отличие от прежних зрителей, стоял столбом и не проявлял действенных намерений успокоить чадо, девочка пошла на крайние меры: упала прямо под ноги бывшему летчику и принялась истошно верещать.