Выходя за контур - страница 5
Никто прозрачным не уйдёт с Войны.
И пусть стреляли и не наши руки,
Считать потери будем только мы…
Разговоры с дочкой
Бегом сквозь толщу странных дел,
Ныряя в тёмные тоннели,
Пытайся свой познать предел
На человечьей карусели.
Нам столько велено успеть:
Взрастить идеи, жизни, смыслы.
Придётся мёрзнуть, мокнуть, тлеть,
Бежать, подпрыгивать, зависнуть …
Спеши, старайся, не зевай,
Ищи своё, не тронь чужое.
Не хнычь, не бойся, подпевай —
Не просто будь, гори душою.
Ищи свою шальную мысль —
Расти её в разумной власти.
Смакуй пленительную жизнь,
И инвестируй больше – в счастье.
Художник
Весенних дум зелёный цвет
Раскрасил серые пейзажи.
И чёрный штрих привычной сажи
Не лёг, как прежде, на мольберт.
Рисует город облака
Пастелью нежной цвета ваты.
И словно коврик прикроватный
Уютом стелется трава.
Так в Петербурге дорог цвет,
Что красок яркие коробки
Он достаёт неспешно, робко,
Как с антресолей мой сосед.
И каждый свеженький мазок
По Петербургу еле-еле
Гуашью или акварелью
Я жду привычный долгий срок…
И в ожидание этом трудном,
Как галерист и как эстет,
Я говорю, что лучше нет
«Весны» работы Петербурга…
Карантинное
Мой тихий город,
Ты решил вздохнуть от гулкой речи бешеной толпы,
От стука каблуков по мостовой —
Ты просто нам закрыл пустые рты.
Теперь ты смотришь в разные глаза:
Вот грусть, вот радость,
Вот мечтанья снов.
Мой город шёпотом тихонько мне сказал:
«Глаза красноречивей громких слов».
Но горожанин так нетерпелив:
Пытаясь маску как завесу снять,
Чтоб рот свой шире снова приоткрыв,
Опять пустое пылко излагать.
Побудем в масках —
В них же столько лет
Играем будто в театре свои роли.
Смотри в глаза, и ты увидишь свет,
Любовь, тоску и очень много боли.
«Смотри в глаза», – мне шепчет Петербург,
«И, насмотревшись, думай, что сказать,
Чтобы счастливей стал твой ближний круг,
От всего сердца научись молчать».
Летучий Голландец
Наблюдала сегодня, как выносят из
некогда пафосного плавучего ресторана
Летучий Голландец доски, балки, столы,
канделябры… Бры-бррр…
Летучему Голландцу посвящаю.
Голландец гордый тянется ко дну:
Рублём крещёный в перьях ярких знатью.
На корабельное протяжное: «Тону!»
Молчанием отвечают в море братья…
Ни неба синего, ни лязгающих волн
Так и не видел с именем отважным
Летучий призрак. Свой возможный шторм
Ты променял на штиль, увы, бумажный…
И жизнь твоя – швартовый чал-канат.
Цена свободы – призрачная сытость.
Я знаю, ты сейчас совсем не рад,
Что, будучи живым, узнал забытость.
Иди ко дну, бесславным был твой путь.
И пусть другим ты станешь лишь уроком,
Что, обманув Божественную суть,
Судьба твоя в миг обернётся роком…
Себя слышнее в одиночестве
Себя слышнее в одиночестве.
Как метроном звучит пульсация.
И каждый день как часть пророчества
Одной меня и целой нации.
Мы мним себя особой кастою,
Рецепт младенцам пишем значимо:
«Нам всем нужна социализация!» —
Грозим себе же белым пальчиком.
И мы бурлим, кипим идеями,
Заводим сети, ловим новеньких.
Молчать нельзя, а то – забвение!
Пиши, кричи, болтай, пусть поверху!
И в этом улье глупых выкриков,
Пустых советов жирным почерком,
Стараюсь я потише выдохнуть:
Себя слышнее в одиночестве…
Руины
Из тех руин, что жизни – черепки,
Острее всех мне кажутся как будто
Те глиняные колбы пустоты,
Которые разбились ранним утром…
И есть же клей, и есть гончарный круг.
И обжиг твой известен нежным чашам.
Но есть в руинах, словно память рук,
Замёрзший след, свидетель тайны нашей.
И берегу я эти черепки.
Смотрю на свет сквозь тонкости фарфора.
Похожие книги
