Выкрутасы - страница 3

– Мне сейчас подойдет даже керосин и березовые почки! – дамочка схватила телефонную трубку и, приложив ее к уху, принялась нервно крутить диск, набирая номер. – Сейчас я ей скажу… Сейчас я ей все выскажу… – бормотала она, дожидаясь соединения, и когда сквозь скрип и шип из трубки донесся голос вызываемого абонента, королева Вселенной закричала срывающимся голосом. – Бетти! Ты слышишь меня?!! Да, это я!!! Да! А мне плевать, что я тебя разбудила! Мне плевать на твою мерзкую собачку, на твою горничную и твоего любовника вместе взятых! Передай Генри, если он заявится, что он ублюдок! Да, да, скажи своему козлу-братцу, что я его ненавижу и что он больше никогда меня не увидит!!! Да, и ты Бетти тоже! Вся ваша семейка проклятая у меня поперек горла стоит!!! Чтоб вы все погорели!!! Чтоб вы все провалились к чертовой матери!!! Чтоб у тебя все рыбки в аквариуме сдохли, Бетти! А чтоб твой подлец-братец облысел, разжирел и чтоб у него яйца отвалились и закатились под кровать!!! Так ему и передай! Да, Бетти! Да!!! Спокойной тебе ночи, дорогая!!! И ты пошла к черту!!! Да!!! Тупая, страшная дура!!! – проорав все это в трубку, дамочка обрушила ее обратно на рычаг и, шумно выдохнув, уронила голову на сложенные на стойке руки.

После столь грандиозного выступления я не мог не то чтобы сказать что-либо, но даже и изобразить на лице что-нибудь внятное, чтобы с должным выражением выйти из оцепенения и отправиться выполнять заказ своей клиентки. В баре снова воцарилась тишина, сквозь которую прорывалось только тяжелое, сдавленное дыхание моей ночной гостьи. Она не плакала, но я понимал, что рыдания подступили к ее сердцу уже слишком близко, чтобы она могла и дальше их сдерживать. Подняв на меня свое лицо, королева Вселенной посмотрела устало и беспомощно, и проговорила на этот раз тихо и измученно:

– Неси водку и сигареты, ребенок… Неси, мой сладкий, если не хочешь, чтобы я подохла здесь абсолютно трезвой…

В ее голосе прозвучало столько горечи и чисто женской грусти, что именно тогда мне стало по-настоящему жаль мою бедную королеву. Мне захотелось подойти ближе, погладить ее темные, красиво уложенные волосы, коснуться пальцами ее плеча, чтобы ощутить тепло ее кожи, успокоить ее, сказав что-нибудь нежное и ласковое, но мне было всего двенадцать, а поэтому я только тяжело вздохнул, не сумев осмелиться на большее, и принялся выполнять заказ, роясь в отцовском «сигаретном» ящике в поисках пачки «Галуаз».

Тем временем моя ночная гостья, безвольно и бессильно опустив плечи, слезла с табурета у стойки, и прошелестев длинной юбкой по залу, села за освобожденный мной от стульев столик. Накинув на плечи свою пушистую чернобурую лису, она села на один из стульев и, устремив свой взгляд куда-то в пространство перед собой, замерла в немом исступлении, так словно ожидала внезапного приступа истерики или же вполне искомого пришествия смерти. Во взгляде ее, как и во всем моем баре, таилась жестокая пустота и эта же пустота, судя по всему, населяла и ее большое и такое же красивое, как и сама она, сердце, а поэтому она и смотрела так просто, так бездумно и в то же время так обремененно каким-то одной лишь ей ведомым горем.

Она просто сидела и смотрела перед собой, не двигаясь, будто в одно мгновение превратилась из женщины в весьма правдоподобный манекен и вышла из состояния своего внутреннего ступора, только когда я подошел к ее столику, держа в руках поднос, на котором стояли запотевшая холодная бутылка водки, стопка из голубого стекла, и лежали пачка сигарет и коробок длинных и толстых спичек.