Элиуд преклонил перед принцем колено, и тот, ласково потрепав юношу по плечу, сказал:
– Садись сюда, рядом с братом Кадфаэлем, и спрашивай его о чем хочешь. Впрочем, самая лучшая новость тебе уже известна. Твой брат жив, и его можно выкупить.
С этими словами Овейн оставил их и пошел посовещаться с Тудуром. Элиуд тут же уселся и, облокотившись о стол, наклонился к Кадфаэлю:
– Брат, правду ли мне сказала Кристина? Элис у вас в Шрусбери, живой? Они вернулись без него… Я посылал, чтобы узнать, но никто не мог мне сказать, где и как он потерялся. Я искал и расспрашивал повсюду, и принц тоже, хотя он и превращает все в шутку. Элис – воспитанник моего отца. Ты сам валлиец и понимаешь, что это такое. Мы вместе выросли, ни у Элиса, ни у меня больше нет братьев…
– Конечно понимаю, – согласился Кадфаэль. – И я повторю то, что тебе сказала Кристина. Элис жив, здоров и в полной безопасности.
– Ты видел его? Говорил с ним? Ты уверен, что это именно Элис, а не кто-нибудь другой? Ведь если бы какой-нибудь красивый юноша из их отряда оказался в плену, – пояснил Элиуд извиняющимся тоном, – он мог бы назваться именем, которое сослужило бы ему лучшую службу, чем его собственное…
Брат Кадфаэль описал ему Элиса и, набравшись терпения, рассказал всю историю о том, как его спасли, когда он тонул в ручье, и как он упрямо говорил только по-валлийски, пока ему не бросил вызов другой валлиец. Элиуд жадно слушал, не пропуская ни слова, и на лице его читалось облегчение.
– Значит, он был так неучтив по отношению к женщинам, которые спасли его? Ну, теперь-то я не сомневаюсь, что это Элис. Представляю, какой стыд он испытал из-за того, что его спасли женщины и вернули к жизни, как новорожденного, которого шлепком заставляют дышать! – Оказалось, что этот серьезный юноша умеет смеяться: лицо его преобразилось, глаза искрились весельем. Любовь, которую он питал к своему молочному брату, вовсе не была слепой. Элиуд знал его как облупленного, бранил его и отчаянно спорил с ним, но это ничуть не вредило его любви. Кристине и впрямь предстоит нелегкая борьба!
– Значит, его передали вам монахини? А он не ранен?
– Нет, только ободрался об острый камень в ручье, когда тонул. Но на рану наложили мазь, и все уже зажило. Больше всего его мучило, что ты будешь оплакивать его, считая погибшим. Так что моя поездка в Уэльс помогла и твоему, и его горю. Нет нужды беспокоиться об Элисе ап Синане. Даже в английской крепости он очень скоро почувствовал себя как дома.
– Это так похоже на него, – согласился Элиуд, и в его тихом голосе прозвучала снисходительная нежность. – Таким он был, таким и останется. Но он настолько неосторожен, что иногда я за него боюсь!
«Не иногда, а всегда ты боишься за него, – подумал Кадфаэль, когда молодой человек отошел от него и все в зале стали устраиваться на ночлег возле очага, в котором догорали поленья. – Даже теперь, узнав, что его друг жив и здоров, он идет, сдвинув брови, и взор его обращен внутрь».
Кадфаэлю представилось тревожное видение: три юных существа сплелись в борьбе. Два юноши, неразрывно связанные с детства, и девушка, помолвленная с одним из этой неразлучной пары. Пленник, пребывающий в Шрусбери, казался Кадфаэлю самым счастливым из всех троих: ведь он живет сегодняшним днем, греясь на солнышке и укрываясь от бурь в тихом уголке, который всегда умеет отыскать. Двое других сжигают сами себя, как свечки, горя яростным пламенем.
