– Какие такие?
– Ну, ты понял.
– Бывало тут всякое. Раньше тут собирались наркоманы, кололись и ждали утра. Наверное, ставки делали, кто выживет. Иногда алкоголики забредают, но они тут умирают редко. Алкоголь все-таки медленнее убивает, но убивает – в этом никаких сомнений. А так конечно, и самоубийцы тут бывают. Их везде много, о них просто не говорят. На первом, там, где ванная раскуроченная стоит, видела? Вот, там еще пару лет назад женщина вены перерезала. Пару дней найти не могли. А на втором, там, у лестницы, дед повесился. Но его и не искали.
– Ты тут… давно? – Октябрина села на относительно чистый пятачок на полу и положила тяжелую сумку на ноги. Стоять она больше не могла – ноги дрожали.
– Захожу иногда, поглядеть, кому еще сил не хватит остаться. – Арсений прислонился к стене и посмотрел на нее. – Жизнь сейчас тяжелая, многие люди не могут жить с мыслями в голове, но не думать не у всех получается. Но это были хорошие месяцы – тут почти никого не было. И тут – ты. И ты все еще передо мной.
Ровная спина, внимательный взгляд. Он был в белом, как будто ангел спустился к ней, чтобы спасти. Только Октябрина знала – ее никто спасать не будет, не в ее положении быть спасенной. Она уже много раз думала о том, чтобы попросить помощи, – держала пальцы над кнопкой вызова маме, чувствовала, как слова признания царапали горло во время разговоров с подругами, с Романом, как каждый раз, после каждого разговора, спрятанные слезы выжигали уголки глаз. Она даже думала обратиться к специалистам – есть же такие люди, которые помогают остаться на земле, не уходить ниже. Их номера Октябрина держала в блокноте, записанными на задней обложке блокнота с переживаниями, которые она писала со второго курса университета. В тот год все и испортилось. В том году она впервые подумала о том, что без нее никому не было бы хуже. Отчаяние и одиночество съедали ее изнутри. В интернете писали, что со временем это проходит, что нужно найти смысл жизни. Но со временем лучше не стало.
– А у тебя интернет есть? – прошептала девушка и сжала ручки сумки в пальцах.
– Интернет? А тебе зачем?
– Посмотри, пожалуйста, как самоубийц хоронят. – Она даже не подняла на него глаз. – На кладбище или за ним? Им памятники ставят? – Больше говорить она не смогла. По щекам ее пробежали слезы.
У нее в сумке ведь толком ничего нет. Словно и собиралась так, чтобы вернуться. Словно тело все-таки предало мысли.
Арсений помолчал недолго. Даже не стал копошиться в карманах, делать вид, что искал телефон. Он не пошевелился, не отвел взгляда от скрючившегося на полу тела.
– Так как зовут? – вдруг спросил он.
– Октябрина, – не сразу выдавила девушка.
– И… прям так и зовут? – спросил Арсений и скривил губы так, что не ясно было, улыбается он или злится.
– Нет, все зовут Катей.
– А тебе нравится, когда тебя зовут Катей?
Октябрина почувствовала, как холод побежал по спине. Это никого раньше не интересовало.
– Меня обычно не спрашивают, – сказала она и посмотрела на грязные руки. И когда успела испачкаться?
– Я спрашиваю тебя. Я не люблю, когда меня называют сокращенным именем. Может, тебе тоже неприятно.
Октябрина хотела кивнуть, но шея словно замерзла, и каждое движение головы сопровождалось хрустом кромки льда.
– Да, мне тоже не нравится, – ответила она тише, чем хотела.
– Так уже лучше. Приятно познакомиться, Октябрина. Так что, продолжать будешь или мне уходить?
