– Не крути башкой, сынок. Соберись, будь внимателен и трижды осторожен. Если хочешь жить, а не выживать. Слева от меня, у кафе трётся модный паренек, гладкий такой юнец. Красный шарфик накинул, чтоб морду не светить. Явно любовничек бандитский. Причёсочка ладная, чубчик зачёсан, как у носчика… Тьфу! Носителя одежды. Демонстратора.
– Как у модели, – подсказал Фёдор.
– Модели чего, едрёна корень?! Заменитель женщин… – с лёгким презрением отозвался подполковник. – Справа, у сувенирного киоска, – крепкий парнила в пижонской кепочке. Этот, видать, – из шестёрок прибандиченных. Будем расставаться, сразу, энергичным шагом двигайся на гладкого. Он растеряется. Неопытный, франт, пижон, юнец. Минуешь сквозной проход вокзала, тут же вернись и нырни вниз, в «туалэт», типа, сортир, обозначенный на плане буками «Мэ» и «Жо», как там говорил мой любимый актёр Папанов в известном фильме…
– Фильме… Бриллиантовая… – невольно повторил Фёдор, не переставая удивляться эрудированностью подполковника, его выдержкой, способностью шутить в любой обстановке, но, главное, его дружеского, почти отеческого отношения к малознакомому человеку.
– С полчасика пережди в кабинке. Как пить дать, потеряют тебя из вида. Сосунки! Так, брат Фёдор, запомни: из сочувствия тебе всё это рассказываю. Попал ты, похоже, в очень, та сазать, сложную ситуацию. Выкручивайся.
– Почему вам их не… – прошелестел Фёдор, умирающий от волнения.
– Задержать? Арестовать? – снисходительно улыбнулся старый сыскарь. – Толку-то?! Отбрешутся. Отмажут. Выкупят. Много вариантов… Вот ещё что, – подполковник вынул из внутреннего кармана шинели листок засвеченной чистой фотобумаги, размером с открытку.
– Твоё? – уточнил Тарасов.
– Из сумки? – догадался Фёдор. – Может, завалялся? Печатаю иногда фото. Есть фотоувеличитель.
– Почему чистая? – настаивал Тарасов.
– Случайно попала.
– Ну-ну, – осуждающе покачал головой подполковник. – Думаю, не случайно. Держи, – он вручил Фёдору листок фотобумаги. – Проверяют тебя, Федя. Проверяют. И проверку ты не прошёл. Засветился.
– Кто?! Как проверяют?! Зачем?! – залепетал Фёдор.
– Выясняй. Будь осторожен, сынок, – предупредил Тарасов, развернулся, направился к выходу с вокзала, к площади Восстания.
Следуя указаниям подполковника, Фёдор зайцем кинулся через сквозной, боковой проход здания вокзала. Гладкий юноша в красном шарфике прозевал его прорыв, отвлёкся на модную, симпатичную девушку с ярким чемоданчиком на колёсиках.
В туалете Фёдор отсиживался не менее получаса. Затем с оглядками и предосторожностями перешёл Лиговский проспект, развернулся в обратную сторону, ринулся сквозь утреннюю толпу прохожих к вокзалу. Клеёнчатые ручки ворованной сумки жгли руки, но отдавать добычу он не собирался, оставляя себе в залог чужое, пока не вернут его собственные вещи. Но и нести чужую сумку в отчий дом, где ни разу не было места лжи или нечестному поступку, Фёдор не решился.
Засунул поклажу в ячейку автоматической камеры хранения в ангаре у платформы загородных поездов, код набрал, конечно, элементарный: буква – начало фамилии и цифры – год своего рождения, чего знающие люди делать не советуют, иначе шустрые воры элементарно вскроют ячейку как раз следом за вами. Фёдор был не в том состоянии, чтобы думать и соображать.
Родной город встречал сыростью и промозглостью. Серые автомобили проносились рядом с тротуаром, обдавая хмурых прохожих тучами водяной, грязной пыли. Умытые дождём, яркие трамваи весело гремели по Лиговке с традиционным оптимизмом вымирающего транспортного средства.
