– Откуда здесь столько огня? Это и есть залежи хуррора? – Собственный голос показался ей чужим, как и Мярр, в мгновение преобразившийся, стоило ему коснуться земли, – теперь в глазах ящера плясал тот же негасимый огонь.
– Именно, – прошипел дракон.
Ирис трусливо сжалась. Шуба не согревала, а непривычная тяжесть меха сковывала движения, делая ее беззащитной перед любой угрозой, исходящей и от Мярра-незнакомца.
– Помнишь, вокруг Балтинии тоже все горит. Только огонь идет из глубин моря.
– Мне здесь как-то нервно… – Ирис сжала обеими руками капюшон у горла и вздрогнула от урчания пустого живота.
– Это из-за огня. Для нас – это жизнь, а на вас действует иначе: открывает вещи во всей их красе, всю суть. Хотя стоит ли бояться сокрытого внутри себя самого?
– Порой это страшнее, чем все жители Кирзака вместе взятые.
Спрятав ладони в широкие рукава, лишь бы как-то защититься от непривычного мороза, а ларец – под мышку, девушка подумала, что вот-вот потеряет сознание от всех впечатлений и ожиданий, – а ведь еще только утро, и находится она здесь от силы минут пятнадцать.
– Отведи меня к Лелайкису.
– Обычно к нему никто не торопится. – Мярр отряхнул снег с прожилок расправленных крыльев и, словно забыв о присутствии волшебницы, развернулся к восточной стороне острова.
Девушка зашагала по следам дракона, которые были настолько глубокие, что ноги гостьи по щиколотку проваливались, а непрекращающийся снег только мешал. Непривычная к столь медленному темпу, Ирис, тем не менее, сразу отстала от Мярра и шла, ориентируясь лишь на эту бесконечную цепочку драконьих лап. Она не пыталась рассмотреть местность получше и даже не поднимала голову, полагая, что если вернется отсюда живой, то времени на любование хватит с лихвой, а сейчас важнее следовать маршруту и не потеряться. Узкая дорожка вела к главной скале, озаряемой, к удивлению волшебницы, резкими сердоликовыми вспышками хуррора.
Изредка по пути Ирис замечала крупные следы, оставленные другими драконами, а иногда и широкие ямки, которые еще не успел припорошить снег, от их туловищ. Пару раз дорожку накрывали огромные тени с распахнутыми крыльями, и тогда все мышцы девушки неестественно расслаблялись, а кости и вовсе становились гибче рыбьих. Ком подступал к горлу. Не оставалось никаких сил к сопротивлению, будто она не спала несколько суток, а теперь, когда мягкая подушка находилась так близко, ей стало все равно, что будет дальше, лишь бы хоть на секунду коснуться ее головой. Постепенно она нашла прелесть в холоде – он проходил сквозь полы шубы, забирался под капюшон, расчесывал колючим гребнем волосы и скрывал лицо за ледяной маской. Голода тоже больше не было: вместо него в животе образовалась пустота, напоминавшая о себе непонятным гулом, таким же, какой идет от глубокого глиняного сосуда, который случайно задели локтем.
Волшебница почему-то не заметила, как белоснежная дорога сменилась тропой цвета маренго, а невероятный простор – каменной коробкой, сквозь расщелины которой робко проглядывали какие-то светлые пятна. Между тем, здесь было гораздо теплее, сквозь сапоги чувствовался жар, исходящий из-под земли, а иной раз горячие волны воздуха становились практически невыносимыми. Но Ирис настолько перестала воспринимать действительность, что ей даже не пришло на ум расстегнуться или просто снять капюшон. Она уже давно перестала о чем-либо размышлять или бояться. Ей казалось, что все это – дурной сон-перевертыш, в котором и родная мать готова зарезать дитя, точно простую курицу. Перед глазами мельтешили настойчивые тени, от которых пока еще можно было легко отбиться, однако с каждым шагом они становились все плотнее. В какой-то момент тени исчезли, а вместе с ними – заторможенность и жар, вернулась способность мыслить, и волшебница слишком уж ясно осознала: она может отсюда и не выбраться.
