Читать онлайн Катерина Площанская - Выше облаков. Сон первый

Все в своё время задавались вопросом, что же такое сон? Почему мы видим его? Что он несёт в себе? Психологи и учёные пытаются на всё дать ответ, но так ли нам нужно знать, что же по ту сторону сознания? Может, не стоит открывать эту вселенную, просто продолжим наслаждаться волшебным незнанием и позволим фантазии и дальше строить воздушные замки и миры?

Всё началось в далёком детстве. Девочка, всегда отличавшаяся буйной фантазией, стала видеть сны настолько красочные и необычные, что они врезались ей в память и до тех пор, пока она не делала зарисовки или заметки об увиденном, не оставляли её. Время шло, девочка росла. Сны росли вместе с ней, они извивались как змеи, сознание рисовало всё больше, ярче, запутанней. Всё вокруг кричало: «Поделись с другими! Не держи столько в себе! Пусть узнают!» Возможно, глупо начинать с далёких детских грёз, но без начала путешествия не поймёшь, куда идёт дорога и нужно ли вообще идти по ней. Так что вот это начало моего пути…

Семилетняя девочка уснула…

Проснувшись, я всегда видел солнце в окошке. Ещё один солнечный день… Я люблю тепло и солнце, но не в дни работы. Трудиться под ним иногда бывает настолько невыносимо, что оно начинает казаться надзирателем, который пытается всячески усилить страдания каторжников. Но, в отличие от заключённых, моя работа не наказание, это «воспитание и плата за доброту приёмных родителей».

Не то чтобы я против такого порядка, жизнь у них почти не отличается от приютской, но здесь хотя бы я наедине с собой могу побыть. Мне даже немного жалко своих приёмных родителей. Представьте богатейшего старичка, у которого полно́ детей. Дети настолько эгоистичны и капризны, что внуков дедуля явно не дождался бы. И вот он придумал хитрый план. В завещании после его смерти было написано: «Всё состояние достанется моему первому внуку». Умные юристы подсказали: «Приёмные дети тоже считаются наследниками». Мои новые родители, отличающиеся особой хитростью и жадностью, поспешили в ближайший приют и взяли уже взрослого мальчика (малыши слишком шумные). Вот я и оказался тут. Конечно, по завещанию я наследник, вот только с той скоростью, с какой мои опекуны тратят наследство, до меня пара центов дойдёт. Однако меня это не тревожит: деньги не мои, да и ценности их я не понимаю. «Папаша» говорит, что всё потому, что я оборванец и мне всего 14 лет. В приюте наша воспитатель, сестра Мария, учила, что просто не все люди больны деньгами, некоторым для счастья они не нужны, особенно детям. Она вообще считала всех детей ангелами, верила, что они чисты и не испорчены, а поэтому видят только истину.

Я иногда скучаю по приютским временам. Не по приюту, а по людям – по воспитанникам и сёстрам, что следили за нами. Однако вернуться туда я бы не хотел. Для такого, как я, было невыносимо сидеть взаперти и подчиняться правилам, смысл которых не всегда понятен. Тут как-никак есть свобода, ну, или некое подобие её. Сделал все дела, и иди куда хочешь. Работа, может, и была немного сложной для мальчишки, но так как я справлялся быстро и легко, жалеть меня никто и не думал. Да я и не просил. Терпеть не мог, когда кто-то из сестёр начинал рыдать по тому, какие мы несчастные.

В результате исполнения завещания моим новоиспечённым родителям отошло огромное поместье в загородном посёлке, несколько гектаров земли, конюшня, пастбище, хозяйский дом, гостевой дом и дом для прислуги, по территории проходила речка. Это место я особенно любил. Во-первых, потому что это была та же речка, что протекала у приютского монастыря, поэтому я воспринимал её как ниточку, связывающую с моими младшими братьями и сёстрами. Ну а во-вторых, потому что я очень любил воду. Она всегда успокаивала меня, её неспешное течение и тихое журчание. Она текла задолго до меня и будет течь ещё долго после меня. Осознание того, насколько она мудрая и непоколебимая, никогда не оставляло меня равнодушным. Вот так смотришь на её воды и размышляешь о том, откуда они пришли, что видели и куда уйдут… а я останусь здесь.

Я, конечно же, спал в домике прислуги. Так как прислуги кроме меня почти не было, то домик я делил только с нашей кухаркой. Обычная хозяйка кухни, которые жили в каждом доме, где должна быть кухарка. Пухлая женщина непонятного возраста в чепчике. Никогда не понимал, зачем он ей нужен, мы же не в XVI веке, но она с ним буквально срослась, поэтому даже не могу сказать, есть у неё седина или нет, да и вообще, есть ли волосы и какого они цвета. Она считала себя настоящей хозяйкой дома, но такта и воспитания хватало, чтобы оставаться прислугой в присутствии работодателей. Мы относились друг к другу очень хорошо – она, взрослая одинокая женщина без детей, добрая, немного ворчливая, я, в её понимании, бедный обездоленный сиротка, не знающий ни ласки, ни хорошей еды. Я помогал ей, она баловала меня. Этакий незримый договор прислуги. Я в доме был дворником, садовником, сборщиком и мальчиком на побегушках. Уборкой внутри мы занимались вместе с Нани, так я звал кухарку. Имени своего за год моей жизни здесь она тоже не произнесла. Но мы все звали её Нани, потому что она часто напевала «Нани-нана нани-нана» на разный лад.

Что касается моих опекунов, то, взяв с меня раньше времени отказ в их пользу и поставив дату на 4 года позже, они зажили сча́стливо, не вникая особо в юридические тонкости процесса. Это была стандартная пара избалованных детей, которые так и не выросли. Он был сыном богатого «дедули», она – пафосной городской певицей. «Сынок» влюбился в неё с первого взгляда, как он представляет это себе, познакомившись с ней в модном ресторане, где она пела.

Певица была очень красивой женщиной: стройная, кокетливая блондинка, с приятным голосом, изящными манерами. Но в идеально голубых глазах читалось, что она любит больше состояние мужа, чем его самого. Услышав условие завещания, она отказалась подарить «дедуле» наследников, боясь, что фигура будет навсегда утеряна. Мне даже казалось иногда, что от настоящей женщины у неё только оболочка. Говорила она всегда как-то неестественно, притворная улыбка, перекрашенное лицо, пустые глаза, всегда без эмоций, губы сжаты. Она не замечала меня, я не трогал её. Нас обоих это вполне устраивало.

 Новоиспечённый хозяин дома и её муж – забавный толстячок, лысоватый, низкорослый, всегда с шуткой и сигарой в зубах. В нём так поразительно сочетались глупость и хитрость, что я так и не понял, он – притворяющийся неумным гений или глупец, которому иногда везёт додуматься до чего-то великого. Он периодически проявлял ко мне некие чувства, но не отцовства, больше походило на то, что хозяин тратит время на своего питомца, принёсшего ему удачу. Выражалось это в том, что он дарил мне что-то (залежавшиеся вещи в этом доме никогда не выбрасывались, только передаривались), например, рыболовные снасти, которыми за 5 лет он ни разу не воспользовался. А иногда «папаша» награждал меня одним из своих бесплатных советов успешного человека. К слову, большой слабостью его было хвастовство, поэтому и советы сводились к его достижениям. Стоило соседу или знакомому что-то приобрести, как глава нашего семейства мчался раздобыть то же, только больше и лучше, и всё ради фразы «Да подумаешь, а вот у меня…»

В принципе, за год я успел привыкнуть к жителям поместья, а иногда ловил себя на мысли, что где-то мои опекуны похожи на сиротских детей.

Дни протекали скучно. Посёлок этот был местом, где не поймёшь, какая сейчас эпоха. Такие места живут своей жизнью. Берут, что нужно им, от цивилизации и продолжают находиться в полудрёме, в своём мирке. В таких местах можно увидеть компьютер или телефон рядом со старым колокольчиком для прислуги. Конечно, отчасти все эти колокольчики остались тут, потому что дому было уже довольно много лет, он строился ещё тогда, когда вместо гаражей главным для мужчины местом была конюшня. Этот колокольчик остался как напоминание о том, что это место имеет долгую историю, о том, что его нужно уважать. Но для хозяев дома это скорее было забавой и возможностью почувствовать себя некими героями книги, эти наряды, ужины, привычки и манеры. Мне иногда казалось, что совершенно все взрослые не такие уж и взрослые.

После быстрого завтрака я помчался поскорее во двор. Лучше начать с него, пока жара совсем не разбушевалась.

– Опять ты нечёсаный и неумытый! Запомни, барышни не любят нерях! А ведь у тебя такие милые кудряшки!

– Нани! Дамы могут подождать ещё пару десятков лет, а вот двор и солнце вряд ли!

– Что ты такое говоришь! Десятки лет! Вот подрастёшь, встретишь такую же голубоглазую темноволосую бестию и вспомнишь мои слова! И, кстати, нужно бы тебя подстричь!

– Ну нет, мои волосы останутся со мной, а бестиям придётся всё же подождать, пока я объеду весь мир, и не раз!

– Эх, глупый мальчишка, вот, помню, был у меня такой же кавалер, всё думал, что до старости не женится…

Истории Нани всегда начинались так и длились вечность, она даже не замечала, что меня нет, и продолжала говорить и предаваться воспоминаниям. Чем я и пользовался, чтобы скрыться.

День мой был расписан почти всегда одинаково. Завтрак, двор, сады, помощь Нани по дому, указания на день от опекунов и забрать продукты у местного бакалейщика (он доставлял заказы к самым воротам, чем лишал меня прогулки за пределы поместья). Затем обед, после которого у меня начиналось свободное время, если не было других дополнительных указаний. Обычно это время я проводил у реки: рыбачил, плавал, дремал, но чаще лежал с книгой и мечтал. Библиотека была в доме богатая. Ею папаша хвастался как минимум раз в неделю и регулярно пополнял каким-нибудь экземпляром. Правда, сам он, мне казалось, даже читать не умеет. Вообще, мне запрещено брать драгоценные книги, но, кроме меня, никто всё равно не знал, какие книги там есть. А было там много чего: от величайших научных трудов до детских книжек с картинками. Однажды я даже наткнулся на книгу для слепых, решил, что было бы интересно выучить их алфавит. Но учебника или инструкции к нему не нашёл, зато лежали любые другие научные книги, от простого букваря до учебника по высшей математике. Одним словом, это – моя пещера сокровищ. И в отсутствие «разбойников» я всегда вытягивал по бриллианту.

Книги только подкрепили моё воображение и мечту увидеть весь мир. Я ждал часа, даже минуты, когда смогу уехать отсюда. Да, мечта эта была у меня с момента, как я помню себя. Однако куда ребёнку 14 лет доехать на велосипеде, кроме как до соседа либо до монастыря выше по течению. Как говорит папаша: «В наше время деньги и статус – вот главные составляющие успешности человека», а они доступны только взрослым, что разбираются в законах современного взрослого общества. Может, я действительно мал для того, чтобы понять, как эти вещи могут позволить тебе жить или, скорее, как без них ты не сможешь прожить. Но что я точно знал, так это, что мой папаша не обладал, по сути, ни одним, ни другим качеством, ведь и деньги, и статус он получил в дар от предка и пользоваться этими благами не умел.

Как бы то ни было, я не очень стремился вникать в суть его идей. Больше я хотел закончить обязанности по дому и пойти под тень старой ивы на берегу. Это – моё любимое место, можно сказать, маленькое укрытие на виду у всех. Ива была обычная, исключение составляло лишь то, что ствол её от возраста стал очень большим, и она поэтому как-то особенно гармонично смотрелась у берегов реки. Её ветви, словно волосы, падали на землю и создавали великолепное подобие штор, что прикрывали как от солнца, так и от любопытных глаз (хотя кто здесь мог пройти, но в любом случае создавалось чувство спокойствия внутри). Казалось, ничто и никто, кроме меня, не мог отогнуть ветви и пробраться вглубь к стволу, где я так удобно смастерил подстилку из старых тряпок и подушек. Если солнце всё же решалось сжалиться и не выжигало всё живое к полудню, я предпочитал проводить время возле самой реки, а не в тени ивы. Сегодня был один из таких дней. Я спешил прочесть пару строчек о приключениях лихого пиратского капитана.