Выше своей гордости - страница 3



. Сорочка была до колен, а камзол и вовсе не сочетался с цветом платья. Он словно вышел в том, что смог первое увидеть после сна, подумали бы те, кто не знал годовой доход Барона и количество слуг в его доме.

– Как Вы сами могли отметить, общество тяготеет негативизировать дам, склонных к своему мнению, поэтому вопрос, поставленный Вами, можно посчитать риторическим.

– Вопрос был не в поставленном факте, а в Вашем желании его исправить, – более грубым тоном ответил Барон.

– «Умение» легко краснеть и падать в обморок не входят в список моих достижений, вероятно потому что этот навык не из числа тех, которым можно было бы гордиться, – парировала она.

– Гордость – большой порок, – улыбнулся он, посмотрев на юную особу.

– Отнюдь, гордыня, возможно, но гордость, по моему нескромному мнению, в какой-то степени двигатель прогресса, – продолжала она.

– Пока она только позорит Вас и Вашу семью, Мадемуазель.

– А Вы бы лишись своей гордости ради праведности и канонов общества? – неожиданно для нее самой прозвучал вопрос.

– Чтобы выжить? – не собираясь сдаваться спросил Барон. – Полагаю, что да, – после этих слов Фраузе остановил ход их движения, вероятно, чтобы следующие слова до подкорок въелись в ее голову. –       И, если бы Вам была дорога Ваша жизнь, уста этих пухлых алых губ смыкались бы чаще.

Барон улыбнулся ей на прощание, в надежде, что его речи станут той частью ее сознания, которая мучительно будет терзать ее душу, пока она сама не остановит эти муки. Мэриан медленно вышла из-под охваченной Бароном руки и, уходя, поклонилась ему. Она отчетливо понимала, что не было ни секунды, когда Фраузе был не прав. Она также знала, что наступит день, когда в борьбе за жизнь в чести или погибели достоинства семейства Леруа и несомненно ее собственного, кто-то обязательно должен проиграть. И несмотря на непомерный груз, тянущий ее только вниз, ей до последней капли крови хотелось за него бороться.

Следующие несколько часов Мэриан делала все, что требуется от юной леди: не лезла в беседы господ, улыбалась Герцогам и Баронам и вела милые беседы в кругах таких же юных особ. В общем, все то, что она презирала всей душой, ежеминутно гадая, насколько хватит ее усилий. Чуть позже она вновь составила компанию своей матушке, которая одним взглядом показала, что в этот раз Мэриан находится тут лишь в качестве тихого слушателя женских бесед. Вызывало ли у Мэриан хоть каплю интереса такие встречи? Что ж, если хождение по залу в компании дам, беседующих о шляпках, недавних выездах Герцога на полигоны, кто-то и мог бы посчитать интересным, то это явно была бы не Мэриан Леруа.

– Мадам Леруа, ну же хвалитесь, мы все знаем, что Ваша рука была не раз приложена к тому, с чем можно поздравить Ваше семейство, – без устали талдычили дамы.

– Отнюдь, если только Вы не говорите о приятном ужине или подбадривающих речах, – с улыбкой ответила она.

Разговоры о новом статусе и излишних привилегиях, которыми они еще даже не обладали, не равнялись с тем, что интересовало их больше всего. Все их внимание охватила девушка с зелеными как изумруд глазами, бегло глядящими за происходящим в зале.

– Мэриан, чем же Вы можете похвастаться на этом балу нам? – спросила женщина.

Девушка повернулась с еле заметным презрением, но настолько медленно, что дамы явно поняли, с кем имеют дело.

– И какие же сферы моей жизни Вас интересуют больше всего? Смею предположить, это явно не мое законченное обучение и навыки ведения политических тем.