Но никто не опротестовывает таким образом покупку, со времени которой минуло три месяца. И за закручивание гаек или даже увольнение так не мстят. Глупости все это. Хотели убить? Так убили бы. А так всего лишь по голове съездили. Не очень-то и сильно, надо признать. Сотрясение мозга, конечно, есть, голова побаливает, особенно к вечеру, когда накапливается усталость, и зрение как-то не в фокусе. Но ничего такого, что могло бы повлечь за собой серьезные неприятности для нападавшего.
Менты, как водится, даже дело открывать не стали. Участковый, совсем еще зеленый юнец, так просительно смотрел, чтобы Иван не портил ему декабрьскую отчетность, что тот только рукой махнул и заявление писать не стал. Дали по голове, и бог с ним, проехали.
И все-таки что-то было не так. Иван чувствовал это всей кожей. В дальнобойщицкой своей молодости он много раз выходил целым и невредимым из очень серьезных передряг только потому, что у него была потрясающая интуиция. Он заранее предчувствовал неприятности, а когда они происходили, превращался в мощный и чуткий локатор, воспринимающий малейшие колебания окружающей среды. Он улавливал нюансы происходящего, позволяющие ему сделать точные выводы и минимизировать последствия.
Вот и сейчас он был уверен, что, как говаривал друг его детства Винни-Пух, «это ж-ж-ж неспроста». Вот только ответа на вопрос, чем оно вызвано, у него не было. Нужно было ждать и внимательно следить за тем, что будет дальше. Провалявшись дома три дня, на протяжении которых он со всех сторон обдумал случившееся, но не пришел ни к каким выводам, Иван вышел на работу. Про удар по голове ему отчего-то рассказывать было стыдно, и он малодушно умолчал о причинах своего трехдневного отсутствия. Начальник. Имеет право. Наорал на финансового директора, лишил премии главного инженера, не выдержал и уволил двух работяг, пришедших с утра даже не с похмелья, а реально не вязавших лыка. Жизнь приобрела привычные очертания.
Выпустив пар, Иван вернулся в свой кабинет, через окно которого открывался вид на заснеженную, но не до конца замерзшую этой зимой реку, выстроенные в ряд баржи, уходящие стрелами в хмурое серое небо башенные краны, и вдруг поймал себя на мысли, что за три месяца эта картина стала для него не просто привычной, а радующей глаз.
«Владелец заводов, газет, пароходов, – пробормотал он про себя. – Заводов и газет, конечно, нет, но какие наши годы. Год назад пароходов тоже еще не предвиделось, а вот поди ж ты».
Как бы странно это ни звучало, он практически не вспоминал про свой основной бизнес, много лет бывший его любимым детищем. Конечно, можно было сколько угодно уговаривать себя, что в Паше Яковлеве он уверен, как в себе, что тот не может допустить ни ошибок, ни даже мало-мальски серьезных просчетов, что автоперевозки не требуют его вмешательства, а он просто сосредоточен на новом, пока еще очень трудном для себя деле, но Иван никогда не врал самому себе.
Руководство портом захватило его целиком и полностью. Это было новое, интересное, увлекательное занятие, в котором ему хотелось расставить все по полочкам, навести порядок, заставить работать как часы. Заниматься перевозкой грузов, как раньше, ему уже было неинтересно, и именно поэтому он скинул все на Пашу, не задавая тому вопросов о делах даже для приличия.
Скорее из чувства неудобства перед старинным другом и напарником, чем по душевной необходимости, Корсаков принял решение позвонить Яковлеву прямо сейчас. Тот ответил быстро и довольно нервно.
