Высокочтимые попрошайки - страница 4

– Ладно, ладно, потом расскажешь, сейчас ступай в лавку да купи кусок мяса…

– Торос-ага немного обиделся и больше уже не будет играть со мной в искампиль5. Ну и пусть…

– Я что тебе сказала? Иди, не задерживайся.

– А я с дьячком Мартиросом буду в шашки играть.

– Об этом мы и после поговорить успеем, Манук-ага, пойди купи у мясника кусок говядины да поскорей возвращайся.

– А знаешь, что с дьячком Мартиросом стряслось? Жена у бедного нынче ночью чуть было не умерла.

– Как? Почему?

– Родила, но с большим трудом, четыре повитухи и, говорят, шестнадцать докторов принимали младенца.

– Несчастная женщина.

– Завтра сходи проведай её.

– Пойду, а ты пока сделай, бога ради, это дело – достань мяса.

– А это обязательно – за мясом, на ночь глядя, идти?

– Обязательно. Постель и сундуки, Абисогома-аги только что принесли, сейчас и сам пожалует.

– Ты правду говоришь, жена?

– Зачем же мне неправду говорить?

– Прекрасно, пойду, значит, куплю кусок отменного мяса; одна нога здесь, другая – там.

С этими словами Манук-ага открыл дверь и быстро вышел, но только что он прошёл несколько шагов, жена вдруг закричала:

– Манук-ага! Манук-ага!

Старик остановился.

– А как мясо сварим?

– Можно с картошкой, можно и с фасолью.

– Хватил куда! У нас и угля нет, купи немного.

– Хорошо, – сказал Манук-ага и засеменил.

– Манук-ага! Манук-ага! – снова позвала жена.

Старик остановился.

– Хорошо-то хорошо, но одним мясом не обойтись, купи и рису.

– Верно, жена, куплю и рису.

На этот раз Манук-ага пустился бегом, и он уже сворачивал за угол, когда жена во всю мочь крикнула ему вслед:

– Манук-ага!

Старик – делать нечего – пошёл обратно, и игравшее до сих пор на его лице выражение радостного возбуждения вдруг погасло.

– Чего тебе ещё? – спросил он жену, войдя в дом.

– Несёшься, мил-человек, точно паровоз, голос я надорвала… Дома и лука нет, даже соль вся вышла, купи и керосину, или свечей, не в темноте же гостя за стол усадим?

– Верно, жена, но ты сразу бы всё сказала, чтобы я прямо к бакалейщику пошёл.

– Забыла сказать, что надо бы и графин для воды купить… Нечем повязать себе голову… Нечего надеть себе на ноги… Как же мне в таком вот виде Абисогома-агу принимать?

– Давай, жена, сегодня о еде позаботимся, об остальном уж завтра подумаем, – сказал Манук-ага и с силой потянул за дверную ручку.

– Манук-ага! Манук-ага!

– Кричи хоть до утра, больше не ворочусь, – проворчал Манук-ага и выбежал на улицу.

Он был уже довольно далеко от дома, как вдруг услышал окликавший его женский голос.

– Делать тебе нечего, вот и орёшь на весь квартал, – сказал про себя Манук-ага и даже не обернулся.

– Манук-ага!.. – выкрикивал голос, но теперь это был голос не жены старика, а десятилетней дочери дьячка Мартироса.

Старик шёл не оборачиваясь, и дочь дьячка Мартироса, которая минутами переходила на бег, вскоре начала нагонять его. И когда расстояние между ними сократилось шагов до десяти, бедняжка запыхалась так, что смогла лишь выдохнуть:

– Манук…

Старик опять не отозвался, и девочка, совсем уже выбившись из сил, пробежала ещё несколько шагов и невольно ухватилась за полу его пиджака.

– Оставь меня, жена, – прошептал Манук-ага, не оборачивая головы.

– Я должна что-то сказать…

– Мне некогда слушать, ты и без того уже столько наговорила, что всего не упомнишь.

– Я хотела спросить, где живёт кормилица.

При слове «кормилица» Манук-ага очнулся и, увидев дочь дьячка Мартироса, спросил её: