– Весь мир!
– Полагаешь, всему миру есть дело до ее страницы?
И потом, не хочу огорчать тебя, но я не смогу послать твое мнение, не зная ее адреса.
– Какого адреса? – взволновалась Маруся. – Адрес я тебе дала.
– В сети Интернет адреса другие, – пояснила я. – Как я зайду на ее сайт?
– Да-да, – пригорюнилась Маруся. – Я что-то слышала…
– Слышала? – изумилась я. – Маруся, да об этом знает каждый ребенок. Ты безбожно отстала от жизни.
– Старушка, – рассердилась Маруся, – я от всего этого далека! У меня интересы другие…
– Знаю, Ваня.
– Да, Ваня, и теперь вот она.
– Кстати, если хочешь сообщить о ней всему миру, тогда уж лучше помести эту информацию на своей страничке. Еще лучше будет, если дашь рекламу, тогда уж точно хоть кто-то на твою страничку зайдет.
– Сколько проблем, – расстроилась Маруся. – Адрес, страничку, рекламу… Тогда уж проще просто выйти на Красную площадь и ругать ее самыми последними словами.
– Уверяю, эффект будет больший, – заметила я.
Но, похоже, Марусю уже волновали другие проблемы.
– Ох, – потягиваясь, воскликнула она, – почему у меня нет волшебной палочки?!
– А чего бы ты хотела? – спросила я, отправляя на тарелку первый бутерброд.
– Хотела бы во Францию. Уехать в Париж, глотнуть там свободы…
– Побойся бога, – возмутилась я. – Франция – полицейское государство. Оттуда даже статуя Свободы сбежала в Америку, правда, сбежала весьма неудачно, поскольку тут же выяснилось, что и Америка полицейская страна. Там нарушены все права человека, которых, по сути, нет нигде и быть не может.
– А что же там есть?
– Там есть все, кроме свободы.
– А где же свобода? – растерялась Маруся.
– Настоящая свобода только в России. Статуя Свободы это сразу же поняла, как только в Америку хлынула толпа русских эмигрантов.
– Ты права, – согласилась Маруся, отправляя в рот бутерброд. – Только у нас можно делать все, что хочется, – жутко чавкая, добавила она.
– Маруся! – закричала я. – Прекрати хватать бутерброды! Так я никогда не наполню тарелку! Что за обжорство и жадность?
– Старушка, это не жадность и не обжорство.
– А что же?
– Чувство самосохранения, – с достоинством пояснила Маруся, принимаясь за следующий бутерброд. – Таким образом я сохраняю себя от голода.
Я вышла из берегов и закричала:
– Все! Хватит! У моих бутербродов совсем нет чувства самосохранения, раз им не удается сохраниться от тебя. А вот у меня есть чувство самосохранения, но и оно почему-то плохо меня сохраняет. Как хочешь, а я поехала к Тосе. Раз уж меня так рано подняли.
– Я тебя отвезу, – подскочила Маруся, панически дожевывая бутерброд.
* * *
С Тосей мы столкнулись у двери ее же квартиры.
– Ты что здесь делаешь? – со всей прямотой поинтересовалась Маруся.
– Только что проводила Ларису, – скорбно качая головой, сообщила Тося.
– А почему мы ее не видели? – удивилась я.
– Лариса спустилась по лестнице.
Маруся презирала лестницы и даже на второй этаж всегда поднималась на лифте, какая бы очередь возле него ни собиралась. Я же всегда входила с Марусей в лифт со страхом, опасаясь, хватит ли его грузоподъемности.
– У меня жуткие творятся дела, – жестом приглашая нас в квартиру, сообщила Тося.
– Тасик опять скандалит? – обрадовалась Маруся, проходя прямо на кухню и жадным взглядом обследуя стол.
– Нет, хуже. Вчера – стрела, сегодня – шляпка.
– Наоборот, – воскликнула я, – сначала шляпка, потом стрела.
Тося удивленно на меня посмотрела и спросила:
