На миг Мотя застыла, глаза у неё округлились, и всё же Лекстор держала себя в руках. Она склонилась над Майком, готовая оказать первую помощь, а тот словно и не нуждался в ней. Он лишь прилёг и теперь активно участвовал в своём сне – по ходу действия лицо профессора менялось. Судя по мимике, ничего ужасного. Каков сюжет там был – не ясно, но что-то определённо происходило. Майк по-прежнему крепко удерживал гаджет. Часы смартфона показывали 15:26:12, 27 января. Что же до таймера – время в нём перевалило за полночь и шло явно в ускоренном темпе.
– Надеюсь, он в порядке, – Лекстор беспокоилась, но напрасно: Майк не только был умным, а ещё и сильным.
В любом случае пульс у него был нормальный. Через минуту он улыбнулся и открыл глаза.
– Надо же, – промолвил он, – я видел Лизу.
Лизу? Лиза Фриманссон была первой любовью Додж, но безответной – они расстались, а спустя год Лиз утонула в Атлантическом океане неподалёку от Рокленда, штат Мэн. В этом Рокленде Майки и побывал сегодня («отложенное свидание», как он выразился).
То, чего он боялся всё это время (вернуться в Рокленд, постоять у моря и пусть мысленно, но представить Лизу живой), оказалось захватывающим и вполне себе научным опытом. И Лиза была чудесной (до поздней ночи они просидели в кафе «Миранда», где тихо расстались, простив друг другу дурацкие обиды), и, как ни смешно, опыт подтвердил смелые (если не вызывающие) предположения русского астронома Антонио Гомеса о смещении индивидуального пространства под воздействием ароматов.
Пережив необычный опыт, профессор Додж немало вдохновился и спустя время взглянул на проблему с точки зрения биофизики. К тому же, имея профессиональный интерес когнитолога, он расширил область исследований в близком для себя контексте психологии, морали и искусственных нейронных сетей. Минимальной его целью было написать сто́ящую наконец работу. Конкретную, с новыми идеями и имеющую прикладной смысл, а не общие слова, от которых Майки давно устал. Тонины опыты он рассматривал как составную часть общего замысла.
Дворник не возражал:
– Признаться, мне всё равно.
Единственное, о чём мечтал Гомес, – научиться использовать непонятный пока механизм для свободного передвижения по миру (в заданную точку, без таможенного контроля и бесплатно). Теория для Тони была вторична. Иначе говоря, авторство его не волновало. Разве что деньги. Но романтику деньги пофиг (пока не прижмёт, правда).
– Правда? – удивилась Подравка истории профессора и Лиз.
Честно сказать, Тони и сам удивился: как вообще могут быть связаны любовная история Доджа и их с Подравкой «пикеты»? Совершенно разные, на первый взгляд, мотивы (в случае с Майком – безответная любовь, смерть человека; в случае с ним и Смешту – непротивление диктатуре в прошлом, запоздалое раскаяние), но результат один – попытка исправить положение. «Может, в этом и суть?» – задавался вопросом Тони. И Додж, и он с Сучкой так или иначе ощущали вину (во всяком случае, дискомфорт, потерю равновесия), искали выход и, образно говоря, всё это время копались в мусоре, дышали грязью и покрывались пылью.
Такая позиция многое объясняла, и если всё так, его нехитрый гаджет не многим отличался от пылесоса.
