Наш разговор состоялся примерно спустя три недели после той большой ночной ссоры. Мы гуляли вечером по набережной, был необычайно теплый, даже жаркий вечер. Его поздние возвращения, уединение с телефоном в ванной и какой-то скованный и безучастный тон общения со мной уже не просто «казались», а яркой кнопкой «ALARM» светились в моей голове и сопровождались оглушительной сиреной моего подсознания.
– Эмма, детка, что ты опять начинаешь?
– Послушай, я… я люблю тебя, но я не слепая. Что-то происходит между нами, всё изменилось.
– Ты опять пытаешься испортить вечер, Эм!
– Окей, ладно! Ты опять не можешь набраться смелости…
– Что значит опять?!
Надо быть осторожнее.
– Рауль, ты причиняешь мне боль. Скажи, что всё у нас хорошо, и мы больше никогда не вернемся к этому разговору. – Я трусливо иду на попятную, мне расхотелось заходить глубже в эту воду, которую я только что взбаламутила.
Но он молчит. Эту мучительно. Больно почти физически.
– Рауль… – Мой голос звучит жалобно и тихо.
Я смотрю на его красивый профиль, а он смотрит вдаль, на корабли. Его молчание давит мне на грудь. Его тяжелый вздох, как по команде, запустил мои слезные механизмы. И эта соленая вода тонкими струйками бежит по моим щекам. Только не говори…
Еще один вздох.
– Эмма, я не знаю… Всё правда изменилось. Я очень ценю тебя, ты невероятная… – Не говори, не говори… – Но я не чувствую того, что раньше. Я запутался, Эм.
– Мы можем попытаться разобраться вместе!
– Ах, Эмма, ты не понимаешь. – Не говори, умоляю, ничего не говори… – Я думаю, нам надо расстаться. Но я всегда буду рядом, если тебе будет нужна моя помощь и…
Дальше я уже ничего не слышу и не вижу, слезы застлали мне глаза.
– Рауль, почему?! Ты кого-то встретил?
– Эмма, хватит!
– Злишься?! Я не достойна даже знать правду?!
И я злюсь тоже. Во мне растет бешенство.
– Эмма, я повторяю, что не хочу обсуждать с тобой всякие глупости! Мне тоже очень тяжело, черт побери! Давай не будем усложнять.
Но моя истерика уносит меня уже очень далеко от границ здравого смысла и приличного поведения.
– Ты не можешь, Рауль! Я столько прошла, ты не представляешь, каково мне жить! Я схожу с ума! Я через столькое прошла!
– Эмма, успокойся же, на нас смотрят! Я сочувствую тебе, и я знаю, как тебе было непросто. Но ты справилась. И я буду рядом всегда, и если понадобится моя помощь…
– Заткнись! Ты ни черта не знаешь! Моя жизнь потеряна!
– Хватит! Это бессмысленно. Весь этот разговор.
Он резко встает, я хватаю его за рукав. Пару секунд он ошалело смотрит на меня, а потом высвобождает руку.
– Прости, – разворачивается и уходит.
О, я уже слышала это неловкое «прости»! Тогда почему-то было не так больно. Но сейчас я разбита вдребезги. На части, молекулы, атомы.
Солнце давно завалилось за горизонт, уже стемнело, и стало прохладно. Я как будто приросла к скамейке и смотрела невидящим взглядом куда-то в темноту, спрятавшую от меня водную поверхность. Мрак снаружи был не такой черный, как у меня внутри. Я сидела, как статуя, будто в какие-то далекие времена я встретилась глазами с Медузой Горгоной. Какая выжженная душа! Ну куда мне идти и зачем?
Я так старалась сделать свою жизнь идеальной и счастливой, и всё равно всё пошло под откос. Я осталась одна. А если я вновь заболею?! Если это мой сценарий? Я жалкая. Я даже не смогла ничего исправить. Что я должна делать дальше?
Окончательно замерзнув, я побрела к дому. Редкие прохожие, мельком взглянув на меня, поспешно отводили взгляд. Я шла, не пряча слез. Знаете, бывает два вида истерики: та, которую мы последней каплей воли еще можем контролировать, потому что нам все-таки важно, как мы выглядим со стороны, как будто есть еще что терять. И истерика неконтролируемая, этакое дно, когда всё уже неважно, ведь с такой грандиозной душевной болью не совладать, да и мыслей, чтобы пытаться что-то контролировать, нет.
