– Мы с Раей пойдем в эту сторону, а вы в эту… – предложил дядя Андрей. – Надо еще на пруду проверить. Если приступы, поди, утонула?
– Прячется где-то, чувствую я, – процедила Нинкина мать. – Надо бы, надо бы ремнем-то поучить! Нас всех учили, от этого здоровее и умнее только становились. Моя Нина никогда себе такое не позволит, я ее в строгости держу. Она и приберет, и посуду помоет, и приду домой, а она: мама, мама, давай я тебя накормлю!
– Пойду я, дверь закрою… Изба у меня открытая осталась, – проговорила тетя Рая, с недовольным лицом взглянув на Нинкину мать, потом на мать, которая после слов Нинкиной матери с завистью вздохнула. – А про «утонуть», ты это даже не пугай раньше времени! – она повернулась к дяде Андрею. – Хорошо она, Тина, у тебя плавает! В прошлом году, под снег уже, на ферму идем с бабами, а она в пруду сидит… От воды пар, холодина, приказали ей вылазить, а она хохочет. Заплыла на середину, там, где омут, и ну давай нырять! Мы уж хотели мужиков на подмогу вызвать. Вот за это надо бы… – согласилась тетя Рая.
– Ой, не знаю, поди, заблудилась? – предположила мать.
– Где? Чего ей в лесу-то делать? – рассмеялся дядя Андрей. – Понятно, что прячется.
– Да ладно вам переживать-то! – пренебрежительно покривилась Нинкина мать. – Куда она денется? Есть захочет, сама прибежит! Если, Тина, булку хлеба с собой утащила, ей теперь самое время погулять! Ну, в интернате-то строгая дисциплина, их там жизни учат! Хоть как-то людей из них делают, у тебя из нее воспитать человека уж не получится.
– Поди, в колодец провалилась? – прослушав Нинкину мать, думая о чем-то о своем, предположила мать. – Ну придет она у меня! Всыплю так, чтобы кожа слезла!
– Нет ее там, я уже смотрел, – ответил Сережа.
– Ты наоборот кричи, – посоветовала тетя Рая. – Я бы тоже не вышла, если бы мне обещались шкуру спустить!
– Любка, выходи, не трону! – тут же пообещала мать. – Я ведь знаю, ты где-то тут, не доводи до греха!
Любка испугалась, обгрызая уже до мяса обгрызенные ногти. Ей и в голову не могло прийти, что мать будет искать ее не одна. Наверное, и бить теперь будут все и сразу.
– Люба выходи, мы не дадим маме тебя обидеть! – пообещал дядя Егор.
Сережик рассмеялся. За ним засмеялись остальные. Незлые.
Любка немного осмелела, вышла из-под черемухи на тропинку, на всякий случай, приготовившись бежать.
– Ну вот, я же говорил, тут она! – махнул рукой дядя Егор.
– А это че у нее? – приблизилась мать, с удивлением рассматривая корзинку. – За грибами ходила? Одна?
– Ну ни фига себе! – присвистнул Сережа. – Любка, ты где столько грибов надыбала?
Изумление было написано на всех лицах. Наверное, не будут бить, успокоилась Любка, на всякий случай, не доходя до взрослых.
– Там, в лесу, – кивнула она, попятившись, не давая окружить себя.
По опыту она знала, от взрослых не пойми, что ждать. Мать вроде добрая, а потом хрясь, и подзатыльников надавала, или отстегала вицей, а то и того хуже, приложилась поленом, припомнив то, о чем она и думать забыла. За грибы она испытала гордость. Наверное, не стоило говорить, что собирала их не она, но Любка была честная, этим она тоже гордилась.
– Мне их тетенька с дяденькой дали… – она задумалась, наморщив лоб. Не давали, просто лежали в ее корзинке. – Наверное… – добавила она на всякий случай.
– Что значит, «наверное»? – дядя Андрей заглянул за спину. – Ты где это взяла?
