– В начале весны, – ответил встретивший меня монах, а вот Совет тут же зашикал на Мьелдона:
– Не нужно давать ему никакой информации! – прикрикнул на него Пирокант, и монах тут же затих. – Не стоит! Мы не уверены, стоит ли доверять ему или же он обратился во вражеского шпиона.
– Не обращался я ни в кого! – закричал я.
– Тише! – грубовато бросил Оромир, но я не смог сдерживаться:
– Я пришел сюда за советом, за помощью, потому что послушник, который дал мне руну несколько недель тому назад, сказал, что меня…
И тут же ощутил, что рот у меня стал вялым, как и руки. Но на ногах я остался стоять твердо, удивляясь тому, что со мной произошло.
– Пожалуй, надо было раньше применить это, – проговорил Левионт.
Я попытался спросить, что именно, но язык не слушался, а рот едва шевелился. Второй раз за час я испугался, хотя до этого пугался гораздо реже в Рассвете. И даже встреча с большими животными меня не пугала настолько, как теперь пугали монахи.
– Ты временно онемел, – шепнул Мьелдон. – Но…
– Тише, монах! Или ты тоже хочешь лишиться возможности говорить? – сурово проговорил Оромир.
– Ты так напугал мальца, что он не сможет говорить, вероятно, даже когда ты остановишь действие руны, – сказал Пирокант, всмотревшись в мое лицо. – Не думаю, что такой испуг можно передать, если ты шпион и знаешь и помнишь все наши тайны, – тут он покачал головой и еще раз пристально посмотрел на меня, а затем повернулся в Левионту: – Отменяй. Живо.
Левионт медлил. Похоже, что ему нравилось наблюдать за моей беспомощностью, и потому, прежде чем снять действие руны, он произнес:
– Я применю ее еще раз, если сочту нужным. Так что следи за языком, малыш.
Левионт выглядел не таким старым. На вид – не больше пятидесяти лет. И потому его «малыш» меня взбесил. Но строгий взгляд монаха, дополненный многозначительными кивками со стороны Пироканта и Оромира, заставил меня утвердительно качнуть головой.
Странно, что моя шея сохранила гибкость, тогда как губы и рот не могли двигаться. Но через полминуты к языку вернулась возможность шевелиться. Еще минутой позже я смог внятно говорить.
– Ты понял, как себя следует вести? – наставническим тоном спросил Левионт.
– Понял, – ответил я.
– Дерзит, – покачал головой Оромир. Но на сей раз за меня вступился Мьелдон:
– Я думаю, что нам надо ему поверить, – и он достал из глубокого кармана руну, которую забрал у меня. – Эту вещь ему дал якобы послушник, который хотел, чтобы Бавлер пришел к нам в монастырь. Я не знаю никого, кто мог бы дать ему такую руну.
И он протянул маленький камушек Пироканту. Тот осторожно, на рукав взял руну в ладонь и поднес поближе к лицу.
– Что она делает? – грозно спросил Пирокант.
– Пускает молнии, – ответил я, слегка оробев от его вида. – Я ей пользовался несколько раз. Делал с ее помощью стекло… и помог воинам избежать разгрома. Это плохо? – добавил я после короткой паузы.
Пирокант посмотрел на руну, зачем-то понюхал ее, затем поднес поближе к пламени свечи. Затем сделал легкое движение рукой, направив ее в сторону от нас, и выпустил короткую молнию, которая не долетела даже до ближайшей скамьи. Но все же он остался удовлетворенным и тут же положен руну в карман к себе.
– Кто дал ее тебе? – спросил Пирокант. – Как он выглядел?
– Коротко стриженый, в кожаном костюме. Вроде бы как послушник, но я не уверен.
– У нас все послушники так выглядят, – ответил Оромир. – А их всего больше трехсот!
