В тот день мы спасли и еще одного мужчину. Кто-то наверху, наверное, Царь Небесный, не давал нам расслабиться. Было ощущение, что мы участники какого-то сумасшедшего марафона, все бежим и бежим сломя голову. Теперь мы несемся на падение с высоты. Едем. Паркуемся у железнодорожного моста. Мост очень высокий, высотой с 3-4-этажное здание. Подходим. Лежит мужчина. На голове рваная ушибленная рана. Перелом лучевой кисти в типичном месте со смещением виден невооруженным взглядом. Перелом ноги. Ссадины, царапины по всему телу. Мужчина находится в состоянии сильного алкогольного опьянения. Как произошла травма? Он сначала поднялся на ж/д мост, потом хотел спуститься на платформу, но как только начал спускаться, вдруг кубарем покатился вниз. Как он не убился – вопрос интересный. Но не убился. Видимо, действительно, пьяному море по колено. Мы его водрузили на себя, нашли помощников, которые помогли его дотащить до машины. А с пьяного какой спрос? Мы оказали ему первую помощь, отвезли в травматологию для того, чтобы ему зашили голову, собрали руку, собрали ногу. В благодарность и в завершение «операции мост» он нас обложил матом по полной. Но нам не привыкать к такому отношению. Мы пропустили брань мимо ушей, сдали пациента и поехали работать дальше. День все длился и не хотел заканчиваться.
Не успели мы прийти в себя после этого вызова, как приходит еще один. В этот раз пришлось ехать на сопли, хотя уже было за полночь. Приезжаем, вытираем сопли, говорим, что ничего страшного не случится, от этого не умирают. И объясняем, что скорая помощь существует не для таких случаев. Достаточно было посмотреть на нас, чтобы все понять. Мы насквозь мокрые, грязные, выполнившие за день столько сложных вызовов…
Хочется обратиться к людям, чтобы нас услышали: пожалуйста, с насморком старайтесь справляться самостоятельно! Не гоняйте зря медиков экстренной службы.
Не успеваем отойти от соплей – в буквальном смысле, то есть не успеваем закрыть вызов, как звонит диспетчер и сообщает, чтобы мы гнали на экстренный вызов, поскольку «дело плохо, боли за грудиной». Вся смена такая – почти без продыху, нарочно не придумаешь. Один вызов хлеще другого. И сейчас не стоит ожидать чего-то хорошего.
Приезжаем, заходим в квартиру. Крупный мужчина, нестарый, 65 лет, сидит на постели и задыхается. Дышит часто, шумно – у него одышка. Спрашиваем, что случилось. Отвечает общо: «Мне плохо».
– Чем вы болеете? – спрашиваем мы, нам важно собрать анамнез, понять, чем болеет человек, что его беспокоит. Нередко и осмотр дает результаты, и мы сразу ставим безошибочный диагноз. Однако не всегда это возможно, и чаще всего приходится довольствоваться той информацией, которую сообщает сам больной. Если человек нам ничего не говорит, мы не всегда можем считать недоговоренное, мы не телепаты. А мужчина ничего не объясняет. Жена тоже ничего не объясняет, кроме того, что муж в жизни по врачам не ходил. Спрашиваю: «Вы так впервые дышите?» – Да нет, – отвечает, – такое и раньше случалось, я вообще-то страдаю астмой. И дальше рассказывает, что пришел домой, лег спать и проснулся оттого, что было нечем дышать.
Мы снимаем кардиограмму. На кардиограмме ничего хорошего. Ее результаты можно трактовать как множественные блокады. Вполне возможно, что у мужчины тромбоэмболия легочной артерии. Уж очень сильная у него ишемия сердечной мышцы.
