Вызволение сути - страница 40




Чем больше бардаков в стране, тем больше в ней порядка и спокойствия.


А если бы весь мир был бардаком, то для ведения войн, создающих развал и беспорядок, у людей не осталось бы ни времени, ни места.


Языкознание

Русский и английский приходится исключить, так как я эти языки знаю, и потому моё мнение об их звучании не может быть объективным.

Благозвучие можно услышать только в том, чего не понимаешь. Так красота женщины воспринимается острее всего в незнакомке. Если же ты живёшь с красавицей долгие годы, то её красота уже воспринимается, как само собой разумеющаяся, и привычка к ней притупляет твою реакцию, сводя её к нулю.

Так вот, языки по мере благозвучия для моего слуха: итальянский (мелодичный и страстный), японский (энергичный и чёткий), испанский (жарко обтекаемый и весёлый), французский (излишне картавящий и однообразно ударяющий на последнем слоге, хотя и музицирующий). На последнем месте – немецкий (хриплый лай).

Непостижимо, как это Франция и Германия, живущие бок о бок, имеют так радикально по-разному звучащие языки. Ведь русский со своими западными соседями звучит похоже: польский, украинский, болгарский.

Слишком роковая разница между французским и немецким. "Роковитость" эта состоит в отношении к проституции: в Германии она разрешена, а во Франции – нет.

Уж лучше призвать к себе проститутку хриплым лаем, чем бежать проституток, распевая под аккордеон картавые песни о любви.


Ещёоднавариацияналюбимуютему

Доказав и не раз, что женщине, осмелившейся осознать свои желания, требуется более одного мужчины, становится ослепительно очевидно, что всё патриархальное общество построено на подавлении женских сексуальных способностей и возможностей.

Мужчины хорохорятся и прикрывают свою естественную, по сравнению с женщиной, немощь, устраивая гаремы и прочие скопления женщин, якобы свидетельствующие о мужской потенции, тогда как обычно мужчине не удовлетворить вполне даже одну женщину.

Вот хрестоматийная и подавляюще повсеместная ситуация: мужчина поработал над женщиной от минуты до двадцати, отваливается, а она, пусть и кончила разок, но может и хочет ещё, однако мужчине (а подчас – и себе) она в этом ни в коем случае не признаётся и ведёт она себя так, будто бы полностью удовлетворена.

Тысячелетия назад мужчины поняли свою исконную слабость, но пригласить помощников – этого допустить они не могли и не смели, а всю свою вне половую силу обратили на то, как ужать женщин психически, юридически и физически, чтобы мстить за их великую способность к наслаждениям. Мужчины отрезают женщинам клитор и зашивают влагалище, изобрели пояса верности, они даже возвели общественный институт верности, где прописали правила приличия и нравственности, согласно которым похоть – знак ущербности и испорченности женщины.

До сих пор мужчины держат женщин впроголодь во имя того, чтобы не делиться ею с другими и тем самым быть уверенным, что дети именно его и что он – единственный объект женской нежности и страсти. Однако с недавних пор эта мужская озабоченность перестала иметь всякие практические основания, ибо противозачаточные средства и генетические тесты гарантируют точность определения отцовства.

В двадцатом веке женщины начали справедливый бунт: всё женское освободительное движение основано на главном требовании – хочу больше любовников одновременных и очередных, которых я выбираю сама.