Поняв это, он схватил ее за плечи и, достаточно бережно развернув на 180 градусов, толкнул в сторону худрука, с интересом наблюдавшего за избиением Шурика. Дальше Элис уже знала что делать – нравы в шоу лилипутов, видать, были как среди маленьких хищников. Она, яростно оскалившись, прыгнула на Шиша и попыталась укусить его за нос, но он вовремя уклонился. Тогда Элис вцепилась зубами в бабочку и вырвала ее с корнями… И тут неожиданно на помощь Шурику подскочила Рэма, закаленная в межполовых стычках, – ей не раз приходилось отбиваться от излишне ревнивых соперниц.
Рэма, стащив Элис с Шиша, влепила ей оглушительную пощечину и в довершение всего вылила на нее бутылку минералки. – Охладись!…
Подбежал худрук и попытался разнять девушек. Он грубо схватил Рэму. А вот этого не надо было делать при Шурике. Поскольку худрук был нормального телосложения, а Шиш устал быть мальчиком для битья, он от всей души послал его в нокдаун или даже в нокаут.
– Наших бьют! – закричали лилипуты и стали теснить Рэму с Шуриком. Пришлось им отступать через кухню. Рэма схватила со стола огромный и колючий букет роз и отмахивалась им от маленьких преследователей.
Они заскочили в автомобиль и закрылись в нем. Элис прыгнула на капот и попыталась разбить кулачком лобовое стекло. Худрук успел в последний момент стащить ее с отъезжавшей машины.
Когда наша пара оторвалась от преследователей и Шиша, чтобы успокоиться, остановил автомобиль, Рэма влепила ему еще одну пощечину.
– За что? – Шурик был обескуражен.
– Ты окончательно испортил мою карьеру! – почему-то решила Рэма. Но поцеловать себя так и не дала.
Шура Шиш и семейная реликвия
Самые большие несчастья у моего приятеля Шуры Шиша были связаны с 1 апреля. Он служил в Ташкентском театре кукол и в этот день после спектакля актеры устраивали капустник. Сопровождались они обильными возлияниями. А пить Шура не умел.
Метр с кепкой, но зато с породистым носом, застенчиво-вежливый, в подпитии он становился бесстрашным и агрессивным. Шиш выбирал на улице мужчин покрупнее и ставил им подножки. Как правило, это заканчивалось мордобоем. Случалось, что доставалось и тем, кто сопровождал Шуру. Зная это, мы старались пореже приглашать его на наши посиделки и следили за тем, чтобы он хотя бы не перебирал на них и не искал затем приключений.
Постепенно функция присмотра за Шурой перешла ко мне – самому сердобольному и малопьющему. В какой-то мере такой контроль помог, и количество ежегодных мордобоев резко пошло на убыль.
…Ранней весной, после очередной дружеской посиделки, я сопровождал Шуру.
– Я обычно, как напьюсь,
Головой об стенку бьюсь.
То ли вредно мне спиртное,
То ли это возрастное,
– декламировал во весь голос Шура, облокотившись об ограду. Голос у него был, несмотря на тщедушную плоть, сочный, хорошо поставленный – озвучивал в своем театре в основном злодеев. Люди оглядывались. Стайка молодежи даже захлопала ему. Шиш картинно раскланялся… и поставил очередную подножку.
Зализывали раны мы уже в трамвае. После избиения у Шуры кураж обычно испарялся и ему хотелось спать. Слава богу, что Шиш жил в центре и путь к нему был не долог. Еле дотащил его до квартиры и, стараясь не глядеть в глаза жены, сдал ей благостно улыбавшегося Шуру.
– Рашит, постой, – догнал меня ее голос на выходе из подъезда. – А где его ботинки?
Шура сидел в коридоре на банкетке в грязных и мокрых носках. Ботинок не было.
