ТВ отражало то, что происходило на улице. Битвы за власть с кровавыми исходами, смена сильных мира сего. Притом, всё это было грязно, страшно и цинично. Люди ходили по улицам как-то тихо, грустно, ожидая перемен и надеясь на лучшее, а наши эфиры через стекло Останкино сообщали «радостные» новости, высоко подняв победный флаг. Это было время разбойников, воров и глупцов. Но наше новое телевидение надеялось на то, что сможет изменить отношение людей к жизни, саму эту жизнь, и бой Кремлёвских Курантов будет отбивать другое время.
В то время я не очень еще разбиралась во всех сложных перипетиях, происходящих на новом ТВ. Видимо, мне нужно глубже нырять в процесс осознания происходящего вокруг. Я увидела, что Бортнев пошёл в студию. Видимо, начинается запись программы «Звезда экрана». Естественно я быстро побежала пока не закрыли двери, и не появилась надпись «Тихо, идет запись». Вот, по-моему, единственный человек, который мудро не пытался участвовать ни в политических, ни в служебных представлениях. У него была своя отдельная жизнь и ИГРА, в которой он всегда был главным подарком и престидижитатором. Но он не манипулировал людьми в отличие от других ведущих, а действительно показывал искусные фокусы феерических знаний, понимания природы человеческих чувств и тайных желаний.
В студии, на записи пилота новой программы Бортнев сидел среди десятка родственников и знакомых, приглашённых в качестве публики. На сцене стоял проповедник. Одет он был необычно – чёрный пиджак, свитер с белой стоечкой протестантского священника, а на голове иудейская кипа, в руках – чётки. За его спиной стояла ударная установка, колонки, динамики и синтезатор.
– И может, однажды, – вещал священник громко и возвышенно, – мы обретём понимание, что слова Спасителя, «несть не эллина, ни иудея», ни догмат новой веры, но отмена всех конфессий, всех границ меж людьми, каковые есть лишь сатанинские ухищрения и ничего больше. И это и есть подлинная вера, что лишь в ней и Бог един, и люди – равны.
За спиной священника появился ВИА, именно вокально-инструментальный ансамбль, этак года 1972 –го, жабо, манжеты, волосы той моды и запел. Причём, проповедник, взяв гитару, присоединился к остальной группе:
Средь картин и гардин
Доживёшь до седин –
Или наг и нищ,
Не скопивши тыщ,
И пусть мощна пуста,
Зато душа – чиста,
И не три перста
И не два перста
Ибо Он всё равно – один!
Тут на первый план вышли дети – мальчик и девочка. Ансамбль, бросив инструменты, воздел руки и стал отхлопывать ритм ладошками, а дети в ритме речитативом:
Нет, не два пер-ста!
И не три пер-ста!
Пусть мош-на-пус-та!
Зато ду-ша чис-та!
Ты се-бе гос-по-дин!
И-бо пон-нял, что Он О-дин!
В зале все, кроме Бортнева, поднялись и тоже хлопали в такт.
У Бортнева зазвонил мобильный телефон, он, посмотрев определитель, поднёс телефон к уху.
– Ало, да пап, я не слышал. Что у тебя? – тихо спросил Костя. – Да заеду обязательно. А что врачи говорят? Ладно.
Он поднялся и вышел, решительно раздвигая хлопавших счастливых людей, которые продолжали скандировать:
Пусть мош-на пус-та!
Зато ду-ша чис-та!
На телевизионной лестнице, в клубах дыма, как на светском рауте все проходящие чинно раскланивались. Туда же прибежал взмыленный проповедник:
– Ну, – спросил, он нервно закуривая.
– Эфир дают? – спросил Костя, со знанием дела. – Как часто? Учти, реже двух раз в месяц – бессмысленно. Не будет рейтинга.
