Взмах над морем - страница 20




– По запаху в основном.


Она возвращает левую руку на шерсть собаки, и Грина, поняв, что всё внимание приятно ласкающих рук опять направлено на неё, снова начинает радостно вилять хвостом, мордой задевая юбку жёлтого платья.


– Кажется, я говорила, что Ваша собака хорошо пахнет. Сразу понятно, что она домашняя. И лай у неё звонкий. А шерсть не сильно длинная. А правое ухо немного кривое около уголка. У неё, наверное, там травма, да?


Я понимаю, что девочка ждёт ответа, но я могу лишь с удивлением пытаться разглядеть ухо собаки. Если хорошо присмотреться, то и вправду – кончик правого уха не устремлён вверх, а согнут вправо и немного вовнутрь. А я и не замечал никогда…


Я говорю девочке, что она права, но на самом деле понятия не имею, когда и из-за чего ухо так искривилось. Может, это вообще с рождения? Когда я впервые увидел Грину, было ли ухо уже таким?


– Зелёная собачка милая.


Девочка опять направляет взгляд куда-то вниз. Наверное, на овчарку. Я не сразу понимаю, о чём она.


– Зелёная собачка?


Незнакомка тихо смеётся.


– Ну да, эта собачка.


Она показывает на Грину.


– Но почему она зелёная?


– А она не зелёная?


Девочка растягивает улыбку и опять разворачивает лицо куда-то в мою сторону. Говорит так, что я не могу понять, шутит ли она или реально думает, будто Грина зелёного цвета. Она считает, что собаки бывают зелёными? Почему-то меня это расстраивает. Конечно, я понимаю, что она сама не видит цветов, но неужели ей никто об этом не говорил?


– Разве её имя не от слова «зелёный»?


Я тихо посмеиваюсь.


– Нет. Мы назвали её так потому, что любили писателя Александра Грина. Но твой вариант мне тоже нравится.


– А она, правда, не зелёная?


– Нет, не зелёная.


Я немного молчу, а потом вдруг спрашиваю:


– Хочешь, я тебе опишу расцветку её шерсти?


Девочка явно смущается, и мне становится страшно, что я обидел её.


– Хочу. Но у Вас не получится.


В нежном детском голоске проскальзывает грусть, но я понимаю, что она не винит меня ни в чём. Она просто знает, что никто не сможет этого сделать.


– Почему?


– Я знаю названия цветов, но я не знаю, что это такое. Я их не вижу. Если бы я видела, я бы знала, как они ощущаются. Но я знаю, что у всего есть цвет. И что у чего-то он всегда один и тот же, а у чего-то – нет. Хотя иногда я путаюсь и в тех вещах, у которых один и тот же цвет. К примеру, я знаю, что небо голубое. Но однажды я слышала, как взрослые восхищались небом, которое было оранжево-малиновым. Я не знаю, как небо может быть сразу двух цветов, да ещё и не голубым. Это всё так сложно.


На душе у меня становится странно. Что-то вроде умиления и жалости смешивается в моём сердце. Мне сразу вспоминается Лена – умная и ответственная, она порой не понимала самых элементарных вещей: почему надо одеваться, когда выходишь из комнаты, почему нельзя пить молоко вместе с соком, почему улитки не могут ползать быстрей. Если бы мне сказал это кто-то со стороны, я бы подумал, что она отсталая. А ведь Лена умная, умней меня и наших ровесников. А может, даже и некоторых взрослых.


– А я попытаюсь.


Желание описать девочке Грину кажется теперь обязательным делом.


– Кстати, как тебя зовут?


Я надеюсь, что она не побоится и ответит мне. К счастью, так и происходит.


– Лилия.


– Ого, очень красивое имя. Как цветок.


Я вижу, что девочка старается скрыть широкую улыбку, которая расползается по её лицу. Выходит это плохо, но я молчу, делая вид, что не заметил её приятного смущения.