Взрослые дети - страница 57

– Не надену это платьице, – сопротивлялась Сашина племянница «модному» папиному подарку. – От него пахнет бякой.

– А платье не должно вкусно пахнуть, солнышко мое, – говорила всезнающая мать. – Это же не апельсинка.

Денис всплакнул: персики с апельсинами испортили весь день.

– Почему папа плачет? – спросила девочка.

– Папа расстроился. Он подарил тебе такое красивое платье, а ты капризничаешь.

Девочка тоже погладила папу «по головке» и попросила не обижаться:

– Я тебя очень, очень люблю, – сказала она, приложив руку к тому месту на животе, где, по ее мнению, находилось сердце. – Я обещаю носить бяку, только ты не обижайся.

Тронутый родитель пообещал «бяку» продать «какой-нибудь плохой непослушной девочке», а «любимой папиной доченьке купить лучшее платье, какое только найдет в лучшем магазине».

– Чего такой взъерошенный? – поинтересовался Сергей у Саши. – До магазина два шага. Где тебя носило вообще?

– Чего ему надо было здесь?

Сергей сразу понял, в чем дело:

– Ноут приносил в ремонт. Червь у него завелся.

– Ага, не без твоей помощи, – сказал Саша, немного остыв.

– Двадцать пять штук с него срубил, – похвастался друг.

– Что? – повысил голос Саша. – Ты с ума сошел? У него ребенок…

– Не будь деревом! – на той же волне выдал Сергей. – У него железо за сто двадцать штук с наворотами, а ты лечишь меня, что ему, бедняжке, на памперсы не хватает…

– Все равно мне его денег не надо, – прозвучало в ответ.

– А тебе никто и не предлагал, – обиделся Сергей.

Их взаимная обида продолжалась даже меньше получаса: в дверях появился постоялец с большим походным рюкзаком и улыбкой до ушей.

– Пливет, Сехгей, – поздоровался турист из Баварии. – О, еще один гост, – обратился он к Саше. – Это хорошо.

– А это мой киндер, – представил Сергей Пуню.

Постоялец долго извинялся, что не может сразу составить компанию, потому как устал с дороги и хочет в душ. Наконец, после всей феерии вежливых слов он таки прошел в ванную комнату.

– Как тебе комната? Соседи? – вспомнил о «лесе» Сергей.

– Соседей я только слышал, – ответил Саша. – На кухне после них осталась опрокинутая кастрюля с супом. Риелтор сказал, что у соседа ранняя стадия болезни Паркинсона, и он часто что-то роняет.

Сергей понимающе кивнул:

– Белочка Паркинсона.

– Хотя бы аммиаком не воняет, – заметил Саша.

– Сдай тот свинарник колхозникам. У меня здесь одни божьи одуванчики. На весь этаж одна кошка. Будешь жить на правах постоянного клиента и делать рекламу хостелу. Тебе же хорошо? Вот и будешь всем рассказывать, как тут классно. Придумаем легенду тебе… Кем хочешь быть: чехом, поляком?

Не далее как через час, когда шум воды и задорные душевые песенки стихли, легенда была испытана на практике.

– О, ви поляк? – радостно спросил баварец.

– Cracow, – кивнул Сергей на Сашу.

Гость сделал трагическое лицо, ему вспомнился дедушка, прилично «наследивший» в Польше. Он перешел на ломаный английский, но «поляк» его явно не понимал.

– Это плохо, – продолжил баварец, вспомнив о близости славянских языков. – Война – плохо. Освенцим – очен плохо. Прошу просчения.

С этими словами он обнял Сашу, как самого близкого друга.

– Спасибо, дядя-фриц, – громко сказал Пуня, приняв подаренную шоколадку.

– Нихт, я Михаэль, – снова заулыбался баварец. – Мой дед был у вас в плен. Шнапс в Россия – хорошо.

Когда Сергей пригласил всех за стол, Михаэль произнес свое коронное «хорошо» и остался сидеть на прежнем месте. Сергей пытался объясниться по-английски, но гость, мило улыбаясь, попросил: