Добравшись до соседнего пляжа, Саша быстро отыскала Вашингтона, пристроившегося к кучке с провиантом. Он уплетал чипсы, задумчиво глядя вдаль.
– Привет, – её голос напоминал тот, которым сёстры милосердия увещевают душевно больных.
– Привет! – обрадовался Мамон. Он мигом засиял от счастья, будто ему в зад подключили световодный кабель, а изо рта повалились крошки и луково-чесночное зловоние.
– Как дела?
– Всё отлично, а у тебя?
– Хорошо… – Саша замялась. Разве таким образом должны себя вести униженные и оскорблённые? Где слёзы и ком в горле? Где грусть и печаль? Где стенания, в конце концов?! Болтать о том о сём с этим товарищем в планы «Матери Терезы» не входило. У неё была чёткая спасительная миссия, а не заведение дружбы с каким-то левым и совершенно непривлекательным перцем.
– А ты чего ушла с того пляжа? Там, кажется, было весело.
– Не для меня… Может, прогуляемся? – «Наверное, он так на людях храбрится… надо отвести его подальше, чтобы перестал прятаться за маской радости и показал, как ему плохо».
– Отличная идея! – Дик согласился с неописуемым восторгом и чуть ли не вприпрыжку направился к тропе.
Он много говорил, интересовался Россией, Москвой, жизнью Саши и почти не оставил ей никакой возможности задать собственные вопросы и оказать ему моральную поддержку.
– А у тебя есть парень?
– Был… до того, как узнал, что я еду в Америку.
– Он решил, что ты будешь трахаться напропалую, и не хотел носить рога? – воодушевлённо предположил Вашингтон.
– Прости? – Саша не поверила своим ушам.
– Ну ладно, – Дик улыбался, как ребёнок, которому обещали конфету. – Когда мы уже трахаться будем?
Рот Саши самопроизвольно открылся, а мозг стал судорожно искать объяснение происходящему.
– Ну чего ты меня сюда позвала-то? Если стесняешься, я могу всё сам сделать. Правда я никогда не трахался с живым человеком, но я попробую.
– П-п-прекрат-ти повторять это слово.
– Какое слово?
До Саши начало доходить, что погнали Мамона вовсе не за его внешний вид, и оскорбления в его адрес были всего лишь констатацией прискорбного факта: Дик Вашингтон – жирный придурок.
– Знаешь что, Дик… давай-ка мы сейчас просто вернёмся на пляж и забудем об этом разговоре.
– Почему?
Леонова помотала головой, будто пытаясь тряхнуть с неё бред, которым её только что посыпали, очень обильно и обстоятельно, и решительным шагом ушла прочь. А Вашингтон в полном недоумении остался мусолить край всё ещё влажной футболки своими пухлыми и рыхлыми руками.
– Куда это ты ходила с тем толстяком? – спросила Кэти, стоило Саше ступить на пляж.
– Лучше не спрашивай.
– О нет… ты не могла так низко пасть!
– Иди ты! Мне стало его жалко, и я просто хотела его поддержать…
– Теперь ты делаешь это в благотворительных целях?
– Что это?! Кэти, мы просто разговаривали, а потом он спросил, когда мы уже будем… – Саша стиснула зубы и процедила: – Трахаться.
– Трахаться?!
– Тихо ты! Да. Я развернулась и ушла… О, Боже! Я чувствую себя вываленной в грязи. Это так противно.
– Да уж, он отвратителен, – Кэт передёрнула плечами.
– Не в этом дело! Я хотела ему помочь, а он вот так…
– Не поняла я тебя что-то. Он просил о помощи?
– Нет…
– Уверена, что она ему была нужна?
– Ему, видимо, другого характера помощь нужна… но мне стало его так жалко…
– Так. Давай по порядку. С чего это тебе его жалко стало? Просто потому что он жирный?
– … Нет… Мы играли в карты, он тоже хотел, но его не приняли и послали, очень обидно и грубо.
