– Не Гришкой случайно? Григорий Семенович – не он?
– Кажется. А что, он тебе знаком? Сейчас придет этот… уточнит.
– А чего уточнять? Кто ж в Москве не знает Мамона Каширского? «Законник», две судимости по статьям сто шестьдесят третьей, сто семьдесят третьей, сто семьдесят девятой – вымогательство, лжепредпринимательство, принуждение и так далее, – перечислял Грязнов. – Хороший уголовный букет. И чего он хочет?
– Откуда я знаю. Думаю, хочет, чтоб было тихо. Помнишь, как еще при Брежневе говорили? На три «ша» – штоб штало шпокойно. Но это, надо понимать, не он и хочет, а те, кого он невольно втянул в разбирательство. – Фролов снова взглянул в акт: – Какие-то триста баксов, а вони поднялось!..
– Черт с ней, с вонью, – небрежно отмахнулся Турецкий, – ты лучше скажи, Федор, полковник-то какое к ним всем имеет отношение? Что-то я никак не пойму!
– А полковник… – словно маленькому, стал едва не по слогам объяснять Фролов, – бывший полковник, а ныне президент Благотворительного фонда «Юпитер» и одноименного охранного предприятия с благотворительными, естественно, целями выделяет органам милиции хорошие иномарки, которые используются нами и в собственных служебных целях, и в качестве сопровождения. Кстати, и этот самый ЧОП, который при фонде, он тоже «Юпитер», охраняет в основном вип-персон, крутых бизнесменов, ну и прочих, кто может себе позволить охрану на машинах с милицейскими номерными знаками. Понимаешь теперь? Поэтому и возникший шум, как я могу себе представить, сразу нескольких важных персон с ходу задел! Мы ж начали расследование, а куда оно приведет?
– Логично, Федя. – Грязнов с сумрачным выражением лица покачал головой. – Действительно, трудно представить – вор в законе в «мерсе» с депутатским номером и в сопровождении милицейской охраны! Тебя ж первого и спросят, – Слава взглянул на приятеля, Фролов помрачнел, – куда смотрел? Почему бандит с «мигалкой» раскатывает? А если дальше копнуть? К примеру, а кого это наш якобы милицейский Благотворительный фонд на самом-то деле ублаготворяет? Так не взять ли нам его за причинное место и не пощупать ли на этот самый предмет, а, как считаешь?
Тяжко вздохнул Фролов, но ответил:
– Так тебе и позволили…
– А если не спрашивать позволения, тогда что?
– Авантюрист ты, Вячеслав Иванович. Мне, между прочим, по этому поводу уже второй день с твоей Житной звонят. Знаешь, зачем?
– А то! «Закрой ты это дело, Федя, к едреной матери! Надорвешься». Так?
– Практически слово в слово. Только «надорвешься» ты первый сказал. Остальные считают, что я – не полный идиот и сам все прекрасно понимаю, – произнес Фролов.
– Ну что, Саня? – Грязнов устроился на стуле верхом. – Будем спускать собак на этот «Юпитер», который явно не прав, или погодим? Пожалеем товарища?
– Давай посмотрим, как вести себя будет. Полезет в бутылку – поможем скоренько достать дна. Поведет себя пристойно, отдадим акт и снимем проблему. Но в уме оставим, ага? Как там? – подмигнул Турецкий. – Два пишем, три – в уме.
– А ты, Федя? – Грязнов вместе со стулом повернулся к Фролову.
– А чего я? Я как вы.
– Так, может, – с хитрой ухмылкой сказал Грязнов, – мы пока малость погуляем, а ты ему наедине, так сказать, объясни, как себя следует вести? Чтоб не затягивать разговор, а то какой же после этого дружеский ужин? И поставим на деле крест. Временный, ага, Саня?
– Ты озвучиваешь мои мысли, Славка, – улыбнулся Фролов.
