— Говори, — равнодушно так отвечает, смотрит куда-то в даль.
Мысли только о высоком. И зачем я вообще к нему полезла?! Надо было дождаться отца Дмитрия! Вот идиотка.
Тоже мне, «Пятьдесят оттенков» начиталась! Да за такое пост на тридцать дней, не меньше!
— Я много слышала про вас. Про вашу схиму, — словно оправдываюсь перед ним. Надо поскорее поговорить и уходить!
Не отвлекать такого чистого непорочного человека от мыслей о высоком.
А я тут всё мнусь, как тетёха какая-то неуместная. А я вообще-то педагог со стажем! Меня в лучшую школу страны приглашают!
— Так что ты хотела, дочь моя? Говори, — ну вот, вспомнила, зачем я вообще сюда припёрлась.
— Слышала я про вас, что вы чудеса веры и стойкости показываете, — выдавливаю из себя слабую улыбку.
Блин, а улыбаться можно? А ругаться нельзя, даже про себя! С таким человеком говорю ведь! От благ мирских отказался, а всё ради нас, грешных, чтобы грехи людские отмаливать.
— Хотела спросить совета у вас, батюшка. Как мне укрепить веру свою? Как в стяжательство не ударится? — вспоминаю, как этот грех-то называется. Жажда наживы и денег.
Я же здесь поэтому, так?
— Молись, дочь моя, — смиренно так отвечает, скользит по мне взглядом равнодушно, понимаю я, что отвлекаю его от дум о высоком.
Вот я невоспитанная дура, даже не представилась-то толком! Сразу перед ним тут на колени бухнулась, как идиотка какая-то ненормальная!
— Я местная учительница. Из Архангельского. Начальных классов. И мне здесь очень нравится, но… Мне предложили очень хорошее место в городе, понимаете? — сбивчиво объясняю ему причину своего визита. — Там и возможности другие, конечно, не сельская школа, сами понимаете, батюшка… А здесь быт у меня не очень лёгкий, деревенский… Вот и мечусь я, не знаю, что выбрать.
Ну слава Богу! Разродилась наконец-то, объяснила человеку, зачем я вообще тут перед ними на коленях стою!
— Это тебя нечистый искушает, дочь моя, — смотрит на меня своим взглядом огненным, словно насквозь меня видит.
До единого грешка моего… До единой мыслишки грязной. И снова я заливаюсь вся алой краской! Да за такие мыли меня гнать отсюда надо! Ох, прости меня, батюшка…
— Все мы слабые и грешные. Помни, что служа убогим да сирым, ты служишь Господу Богу нашему, как и он нам служил, — осеняет меня крестным знамением, и смотрит сам вдаль куда-то. В свои мысли чистые погрузившись. — Выбирай, что тебе важнее. Богатство, комфорт или царствие небесное? Молись, дочь моя. И пусть Бог подскажет тебе ответ в твоём сердце, — смотрит на меня строго своим взором испепеляющим.
— Спасибо, отец, — смотрю на него, надо поскорее убегать.
Что я вообще здесь делаю?!
Вскакиваю на ноги, поправляю платье. Ещё и сарафан этот летний открытый, о чём я вообще думала? Он меня за развратную женщину наверняка принял! Кто вообще в таком виде в монастырь мужской ходит?! Тоже мне, педагог высшей категории!
Уже бегу за дверь, не оглядываюсь, только слышу, окликает меня:
— Как звать тебя, дочь моя? — хриплый голос, низкий. Аж до мурашек.
— Любовь, батюшка. Спасибо, вы мне очень помогли. Я подумаю. И помолюсь, — выбегаю во двор монастырский, тороплюсь, чуть с ног не сбиваю какого-то мужчину в рясе, извиняюсь сбивчиво, и только за воротами понимаю, что это только что и был тот самый отец Дмитрий.
Пытаюсь натянуть на себя косынку, не могу её нащупать.
Забыла! У схимника. Вот и опростоволосилась.
