– Антипов! – прокричал новый знакомый голос Фёдора Кузьмича.
– Я! – ответили ему.
– Виноватов! – снова назвали фамилию.
– Здесь! – ответил другой голос.
– На ёлку влезь, услышав свою фамилию, отвечают «Я». Виноватов!
– Я! – поправился Виноватов.
– Губанов!
– Я! – прокричал Гриша.
– Дуреев! – голос продолжил перекличку, он звучал так, как будто имел на то все права и основания.
– Я!
– Желоватов!
– Я!
– Игнатьев!
– Я!
– Медведев!
– Я… – выдохнул я, открывая глаза.
– Так, парни, всем отбой. Завтра утром будем в Вороне, проверьте документы, чтобы в город попасть.
Однако через пару часов мы приехали на станцию, где на главном здании белыми буквами было написано Воронеж.
– О, а тренер сказал к утру, – подумал я вслух.
– Так это и не Ворон.
– В смысле, Ворон это же сокращение Воронежа?
– Чуть тише, – попросил меня Гена, – или это ты тоже забыл?
– Давай рассказывай, – попросил я, сев на полку, и приготовился внимать.
– Странно всё это. Короче, мы едем в Ворон.
– Объясни? – не понял я.
– Да, у нас закрытый город с АС, называется Ворон.
– Дела… – протянул я.
– Пошарь в сумке своей, там паспорт и пропуск. Город закрытый и относится к Воронежской области, поэтому Кузьмич нас на открытые ковры в Тамбов и катает, чтобы чемпионат и первенство области смогли выиграть и чтобы раньше времени не показываться противникам. Тёмными лошадками быть, понимаешь?
– Понимаю, а чего так далеко-то, в Тамбов?
– Там конкуренция в разы больше, чем в Вороне. С другой стороны, мы с ними только на ЦЧР встретимся.
– ?.. —
– Да ты не с полки, а с Луны упал. Центрально-черноземный регион, в него входим и мы – Воронежцы, и Тамбовцы, и… ещё несколько областей.
Всё это было странно и я, чтобы проверить, даже полез в ближайшую ко мне сумку, висящую на крючке возле спального места. Красную с бежевой поперечной полосой и с принтом башни кремля с пятью кольцами под ней. Защёлкнутый передний карман кожзамовского изделия поддался и оттуда я вытащил красный гербатый и серпатый паспорт, открыв который первым делом увидел и картонную корочку пропуска.
На ней так и было написано: «Пропуск», и снова стилизованная башня с солнцем на её вершине или так изображали атом, а может, энергию. На обороте красные буквы на коричневой бумаге гласили: «Запрещается передавать другим лицам». Внутри фотография, заверенная звездной печатью, возле которой два поля для цифр: К и Я.
К-3, Я-235. Ещё правее номер П-466742.
Далее в столбик: «Медведев Александр Сергеевич, подпись и действителен по 198_».
Последняя цифра не указана.
– Понял. Ну, доброй ночи тогда, – сообщил я Гене, засовывая документы обратно в сумку.
– Давай, выздоравливай, – пожелал мне Гена, поворачиваясь на бок, к проходу спиной.
Я тоже лёг и честно попытался поспать, но сон меня не забирал вовсе и, дождавшись, пока вокруг меня засопят, я тихо спустился с полки и направился в сторону туалета. Миновав его, вышел в другой вагон, пробираясь мимо спящих людей, всё еще не веря, что нахожусь в прошлом.
И наконец я пришёл туда, куда следовал.
Вагон-ресторан был оформлен в классическом стиле: деревянные панели, мягкие сиденья, покрытые коричневой тканью, столы с белыми скатертями. Стены украшали картины с лесными пейзажами, реками и горами. До моих ноздрей донёсся совершенно другой запах, совершенно другой еды, нежели тот, что царил в вагонах с пассажирами.
Тут блюда различались и не смешивались. К примеру, я без проблем распознал картошку с грибами. Распознал я и запах табака, а также алкоголя. Тут было светло, светло настолько, что я зажмурился. У стойки в самом конце вроде бы никого не было, да и сам вагон вроде бы пустовал. Однако я ошибался. Из-за сидений одного из столиков выглянула уже знакомая мне усатая голова. Тренер был не в настроении, но увидев меня, округлил глаза и подался вперед.
